— Ну и зачем этого болвана сюда тащить было? Сами не могли
догадаться съездить и все осмотреть? Первый раз, что ли?
— Так не разбойнички это, сэр Марк, — Тобиас скривился, будто
кислое яблоко раскусил.
— Да, не разбойнички, — влез мужичок. — Точно не они! Лихие люди
или стрелами тыкают, или мечами рубят. А чтоб напополам разрывало,
такого не слыхал. И конь там же лежит, весь подранный.
— Кажется, опять, — даже сквозь грязь и щетину Тобиас смотрелся
бледно. Я почувствовал, что есть уже как-то не очень хочется. Твою
долбаную мать.
— Вот же зараза. Ну что, седлай, — я старательно утрамбовал в
рот остаток хлеба. Хочется — не хочется, а когда будет обед и будет
ли он вообще, даже гадать смысла не было. Сначала поездка, потом
объяснение с Саймоном Паттишаллом, и вот потом уж точно аппетита не
будет. Надерусь в очередной раз — и все дела.
Так что вскоре мы тащились по вязкой, как овсяный кисель,
дороге, приноравливаясь к шагу запряженной в повозку лошаденки.
Жара давила, мерзкий привкус яичницы прилип к языку, а проклятый
горшечник болтал, не затыкаясь. Я уже знал все его гадскую родню до
седьмого колена, включаю тетку Мэб с больными коленями. И что мне
теперь делать с этими знаниями?
— Долго еще?
Мужичок осекся и растерянно заморгал.
— Вот уже туточки почти, господин хороший. Я тут завсегда езжу,
горшки на продажу вожу, у меня товар отличный, меня тут все знают.
Чуть-чуть осталось, вы мне верьте.
— Ты это пятый раз говоришь!
— Христом-вседержителем и всеми святыми клянусь!
— Не дай бог тебе соврать. Я тебе личную встречу со святыми
организую.
Мужичок дробно закивал. Я врал, и знал, что врал, и все это
знали, включая горшечника. Чертов болтун пока что был единственным
свидетелем и немало наслаждался значимостью собственной роли.
— Вон, вон поворот! Видите?
Мужичок ткнул пальцем вперед, и я протер слезящиеся от пота
глаза. Действительно, стена деревьев наваливалась на дорогу, и
тряская колея отклонялась вбок, к западу.
— Слава тебе господи. Наконец-то. Вот уж не думал, что буду так
радоваться свиданию с трупом.
Первой мы увидели лошадь. Гнедая кобыла перегородила дорогу,
отпечатки копыт в глине были полны черной густой кровью. Солнце
жарило, и над дорогой стоял густой смрад тухлятины. Я спешился,
присел, разглядывая выеденное нутро. Мухи били о шлем дробно и
гулко, будто кто-то камешками кидал.