— Марк, хочешь секрет? Нельзя никого превратить в жабу. Если
тебе обещают такую ерунду, не верь. Врут, мудилы! А вот поджарить —
это да, это запросто.
— Где мой котенок? Марк, найди котенка!
Когда мы добрались до места, я был весь в мыле, как загнанный
конь, омерзительно трезвый, да еще и с котенком в руках. Мелкий
засранец беспробудно дрых и дергал во сне ногами.
— Марк, пошли ко мне! У нас есть пиво? Где здесь можно купить
пиво?
Я переложил котенка в левую руку, а правой поймал досточтимую
леди Вильгельмину под мышки и перебросил через порог.
— Спать иди, чудовище!
— У тебя мой кот! — в темноте что-то загрохотало, послышался
мягкий тяжелый шлепок. Я вошел, осторожно нашарил на полу Вилл.
— Вставай.
— Не хочу.
— Вставай, я сказал!
— Мне тут удобно.
Я зарычал, ухватил ее за пояс и закинул на плечо. Сразу так надо
было, а не рассусоливать.
— Меня тошнит.
Да твою ж мать…
Я поднялся по лестнице, опытным путем нашел спальню и сгрузил
обмякшее тело на кровать.
— Сапоги сама снимешь?
— Где мой котик?
— Ясно. На, — я спихнул ей на грудь блохастую тварь. — Давай
сюда ногу. Так. Молодец. Теперь правую.
Босая Вилл скрутилась клубком на кровати, крепко прижимая к
груди котенка. Я развернул шерстяное одеяло и укрыл ее.
— Спи, пьяница.
Комок грязного меха залез Вилл на голову и устроился в волосах,
как в гнезде. При этом он рокотал так, будто размером был с
хорошего пса.
В окна дома заглядывала круглая луна, заливая комнаты бледным
светом. Спустившись на первый этаж, я нашел кувшин, зачерпнул из
бочки воду и прихватил кружку. Когда я вернулся, ведьма уже спала.
Я молча поставил кувшин на стол и вышел, плотно прикрыв за собой
дверь.
Женщинам нельзя пить.
А если женщины хотят пить, у них должна быть не приходящая, а
постоянная прислуга!
На улице было прохладно. Я остановился на крыльце, глубоко, до
хруста потянулся. Хмель уже выветрился, и я был трезв, как монах в
пост. Можно было бы, конечно, вернуться в «Фазана». Или съездить в
«Сломанный дуб». Или еще куда. Я зевнул. Вернулся, проверил, не
свалилась ли с кровати Вилл. И поехал домой.
Сливки Колючке было нельзя, вот только Колючка этого не знала.
Она упорно карабкалась по моей штанине, с колен подтягивалась на
стол, болтая в воздухе короткими лапами, и с разбегу ныряла в
тарелку. Я вытаскивал этот клочок меха из пирога, отряхивал, ставил
на пол. И все начиналось сначала.