– Думаешь, он предложит мне два мешка? Мне бы деньгой, пан
Кречет, и желательно чеканной. К тому же я думаю, воевода захочет,
чтобы я избавил его от того кошака, пока он не задрал еще
кого-нибудь.
– С кошаками у нас и бабы управиться могут, для этого нам
пришлые здесь без надобности! – завел старую шарманку бородатый
Рогожа, который весь вечер не спускал с пришельцев внимательных
глазок. – Вот скажи, ты чьих будешь, опричник?
– Пустое, пан Рогожа, пустое!
– Нет, пусть он скажет! А то, чего не спросишь, он знай все
отбрехивается, словно, в самом деле, разбойник какой!
– Я из опричных цехов, как ты уже изволил удостовериться, –
ответил одноглазый, кивая на собачью черепушку, которая висела на
гарде двуручного меча. Свое огромное оружие Каурай пристроил в
угол, и тот едва не доставал навершием до низких потолков. – А вот
парнишка родом из Пхеи. Горячо сейчас там.
– Мы тоже еле ноги унесли, – закивали сразу несколько чубатых
голов с противоположного стола. – Слыхали, наверное, там феборцы
знатного шороху навели?
– Истинно то! – отозвались им. – Гутарют, неизвестно еще устоит
ли Пхейский стол. А уж ежели Крустник добьется своего и вынудит
Пхеи поднять лапки... Глядишь и к нам придет, проклятый!
– Пусть попробует, – с грохотом опустилась чарка на столешницу.
– Получит по самое не балуй!
– Я вот среди опричников ни одного приличного человека не видал
за всю мою жизню! – Все не успокаивался подозрительный Рогожа. –
Гутарят ваших сильно поубавилось за минувшие годы, и вы ничем не
краше разбойничьего люда. Ты случаем не в ватагу баюнову наниматься
решился?
– Пустое, пан Рогожа, пустое! – замахал на него руками изрядно
подвыпивший толстяк Повлюк. – Пан воевода разберется, что за птица
залетела в наши края, а ты пока угомонись маленько. Пусть про то,
как дела в Пхеи делаются, лучше расскажет. А творится там истинно
дела нехорошие – факт!
– Черта с два я угомонюсь! – взорвался Рогожа. – Поди с вами за
одним столом сам атаман Баюн сидит, а вы и не почешетесь,
дурачье!
После этих слов звон посуды, музыка, смех и пересуды разом
стихли, словно их ветром сдуло – тишина рухнула такая, что над
столами явственно раздался комариный писк. Игриш поперхнулся и
закашлялся, силясь проглотить слишком большой кусок картошки.
Кто-то с другого стола не выдержал и принялся излишне громко
прочищать горло.