Тому же Трубилину, уже первому секретарю Гулькевичского райкома партии, рассказывал, что зимой сорок пятого, когда на чужой земле виделась и ощущалась близкая победа, он вдруг с какой-то необъяснимой остротой вдруг вспомнил крохотные Гулькевичи.
– Я думаю, – рассказывал Симонов, через несколько лет после войны вновь посетивший станицу (он бывал здесь в разные годы трижды), – что-то очень сильно зацепило, заставило найти в блокноте наспех написанное в конце сорок второго, с трудом, но разобрать те две карандашные строки и тут же дополнить их еще несколькими:
…Не той, что в сказке, не той, что с пеленок,
Не той, что была по учебникам пройдена,
Не той, что пылала в глазах воспаленных,
А той, что рыдала, запомнил я Родину.
Я вижу ее накануне победы
Не каменной, бронзовой, славой увенчанной,
А очи проплакавшей, идя сквозь беды,
Все снесшей, все вынесшей русскою женщиной…
По сути, именно там, в Гулькевичах, Иван Трубилин стал формироваться в многогранную и многоуровневую личность, которую впоследствии знали многие, подчас даже не осознавая, как в простом деревенском парубке, способном одной рукой сжать сорванное яблоко с такой силой, что тут же набиралось полстакана сока, и с расстояния определить, какой шатун стучит в моторе ЧТЗ, вдруг стали проявляться качества такой душевной и духовной тонкости, когда самые разные люди (возрастов, положений, взглядов) стали тянуться к нему, как бы заранее определяя того человека, за которым надобно идти. Нет-нет, не вожака, что громовым рыком определяет «право-лево», а именно лидера, негромкого, но надежного, способного терпеливо выслушать любого, вникнуть в суть проблемы, а самое главное – найти способ ее решения.
Очень скоро МТС в Гулькевичах заставила о себе говорить уважительно, поскольку стала по всем показателям выходить в передовые. Руководители хозяйств уже общались с начальником машинно-тракторной станции не на «басах», привычно «выбивая» технику, а разговаривая с молодым руководителем крайне уважительно, поскольку машины стали прибывать в колхозы точно в заявленные сроки, абсолютно исправные, и хотя «сидели» на них подчас те самые пареньки, о которых говорил Хрущев, но это были уже отлично обученные ребята, знающие местные условия, умевшие работать так, что даже самый взыскательный бригадир не находил огрехов.