– Анфиса, это очень хорошо, – одобрил
я вслух. – Только давайте мы добавим к репортажу интервью с самым
результативным игроком.
– С Чеботаревым? – уточнила
спортсменка. – Но другие обидятся… Все-таки командная игра,
футбол.
– И пусть обижаются! – рявкнул я. –
Кто газета? Мы! Кто решает, у кого интервью брать? Мы решаем!
Хотят, чтобы их портреты на первой полосе красовались – пусть
догоняют и перегоняют Чеботарева! Понятно?
– Так точно, Евгений Семенович! –
неожиданно гаркнула Анфиса, вытянувшись в струнку, словно солдат в
строю.
– Вот и отлично, – удовлетворенно
кивнул я. – Еще?
– Культура, – раздался тихий
вкрадчивый голос. – Я имею в виду в самом широком смысле, не как у
Зои.
Я поискал глазами источник звука и
остановился на тетушке лет шестидесяти в круглых очках и
разноцветном шарфике. Волосы у нее были всклокочены и торчали в
разные стороны, как у собачки-болонки. Но глаза тетушки светились,
и ей было точно плевать на то, как на нее смотрит редактор. Главное
– это ее работа, ее идеи и мысли.
– Что предлагаете? – я вежливо кивнул
ей, и подсознание уже гораздо быстрее с готовностью подсказало мне
имя. – Марта Рудольфовна, судьба культуры Андроповска в ваших
руках.
– Вы наверняка знаете, что стартовал
новый театральный сезон, – воодушевленно принялась рассказывать
товарищ Мирбах, в мое время, к сожалению, уже покойная театральная
журналистка, уехавшая из Любгорода в Санкт-Петербург еще в лихие
девяностые. Черт, вот ведь легендарных людей подкидывает мне мое
подсознание! – Так вот, в нашем районном доме культуры будут
ставить Чехова. Гастроли Калининского драматического.
– С вас полоса, дорогая Марта
Рудольфовна, – тепло улыбнулся я. – Формат – на ваше
усмотрение.
– Благодарю, Евгений Семенович, –
тетушка даже растрогалась. Неужели реальный Кашеваров и вправду
такой сатрап? – Я напишу критическое эссе.
– Осмелюсь вставить свои пять копеек,
– раздался бархатный голос толстого. – Вы не забыли о обязательных
полосах партии и правительства? Решения городского совета, почта
профсоюза, вести с полей…
– Вот вы, Арсений Степанович, этим и
займитесь, – я широко улыбнулся.
– Но это ведь шесть полос! – толстый
чуть не выпрыгнул из подтяжек.
– Возьмите помощников, – отмахнулся
я. – Что вы, в самом деле? В первый раз, что ли?
Раздался смешок. Поначалу
неуверенный, но потом, после моей еще более широкой улыбки, уже
осмелевший и громкий. А когда рассмеялся сам Арсений Степанович
Бродов, весь коллектив прямо-таки грохнул. Но от моего взгляда не
ускользнуло странное выражение лица толстого – он хоть и улыбался,
но глазами сверлил меня, будто хотел протереть дыру. Надо будет,
пожалуй, к нему внимательно присмотреться.