– Так, ладно, товарищи, – я показал,
что уже можно перестать смеяться. – Этому номеру не хватает
сенсации. Что у нас на повестке дня? Тысяча девятьсот восемьдесят
шестой год… Кто поедет в Чернобыль? Или в Афган?
В кабинете воцарилось гробовое
молчание.
[1] Разворот – две газетные
полосы.
– Евгений Семенович, – первой
нарушила тишину Клара Викентьевна. – Мы все-таки районная газета,
пишем о родном крае. Это в союзном центре затрагивают такие темы,
вы же понимаете…
– И что? – я не сдавался, потому что
это был мой сон, и никакие парторги не должны его портить.
– А то, что наших журналистов туда
просто-напросто никто не пустит, – Клара Викентьевна всплеснула
руками. – В Чернобыле работают ликвидаторы, там опасно… И еще я не
уверена, что нам выдадут допуск. А в Афганистане…
Она вздохнула, и я немного
попридержал коней. На дворе тысяча девятьсот восемьдесят шестой,
перестройка лишь недавно началась, а гласность еще не заявила о
себе в полную силу. Да, именно чернобыльская катастрофа во многом
станет ее катализатором, но пока… Пока парторгша Громыхина права.
Информация из Афганистана и Чернобыльской зоны проходит десятки
инстанций, и журналистов районки туда точно не допустят на пушечный
выстрел. А ведь вторая половина восьмидесятых, время излома – это
просто рай для репортера из будущего вроде меня. Непосредственные
участники тех событий, которые еще молоды и полны сил, могут
столько всего рассказать! Они пока еще полны энтузиазма, никто из
чиновников не вытирает о них ноги, как это будет в лихие
девяностые. Ни у одного облеченного властью язык не поворачивается
сказать, что «лично он их туда не посылал». А ведь я знаком с
несколькими такими людьми в будущем. Слышал от них самих о тех
унижениях, которым их подвергали особо ретивые функционеры на
местах. Помню, как им было обидно, сколько боли звучало в голосах
этих потерявших здоровье людей… И все же главред я или не
главред?
Да, я не доктор и не физик-ядерщик. Я
не знаю, как лечить лучевую болезнь и радиационные ожоги. Не могу
ускорить строительство проекта «Укрытие» и не в силах остановить
мародеров. Но мы, журналисты, недаром называемся четвертой властью.
И в те времена, когда печатному слову верили безоговорочно, у меня
есть шанс воспользоваться гласностью. Рассказать о проблемах тех,
кто вернулся из зоны отчуждения. Сделать так, чтобы о них узнали,
услышали их голоса. И помогли бы гораздо раньше.