[1] «Жареный» материал – актуальный,
сенсационный, вызывающий общественный резонанс.
Соня шла первой, за нею я. Следом не
отставал длинный Бульбаш, который затянул крепкую невкусную
сигарету. Леня замыкал нашу небольшую процессию, периодически
щелкая затвором. Лично я никогда не понимал кладбищенской эстетики,
и особенно любви к ней у молодых готов, которые устраивали свидания
под полной Луной у старинных могил…
Однако сейчас я во все глаза пялился
на окружавший нас унылый ландшафт. Помимо советских обелисков с
пятиконечными звездами здесь попадались старинные каменные
надгробия времен Российской империи. Надписи поистерлись, но
кое-где были видны «еры» и «яти», характерные для дореволюционной
грамматики. Еще я заметил совсем уж непривычные надгробия, которые
раньше мне не попадались: словно циферблаты часов на железном
штыре. А внутри, под стеклом, не стрелки с числами, а фотографии
покойных. Сами «циферблаты», судя по всему, были изготовлены из
жести и при беглом рассмотрении казались похожими на старые
тазики.
– Чтобы от дождя защищать портреты, –
отметив внимательным взором мой интерес, пояснил Бульбаш. – Раньше
таких много было, но ты, скорее всего, не помнишь.
Тонкий снова перешел на «ты», и мне
стало интересно, какие у них с Кашеваровым отношения.
Друзья-товарищи? Коллеги, которые начинали одновременно, а потом
его, то есть меня повысили до главреда? Едва я об этом подумал, как
память услужливо подсказала: Бульбаш был редактором, когда
Кашеваров пришел в газету, учил его, правил тексты. А потом
Бульбаша сместили из-за обидной, как он говорил, особенности
организма – Виталий Николаевич пил. Даже бухал. По-черному. Газету
сдавал без задержек и проволочек, тут к нему не было никаких
претензий. Но каждую пятницу, а иногда и уже в четверг… В общем, в
райкоме грохнули кулаком по столу, Бульбаша разжаловали, переведя в
старшие корреспонденты. На его место поставили Бродова, но тот,
тоже мужик талантливый, руководить не любил и часто брал бюллетени.
Кашеваров его замещал и в итоге сам стал главредом.
– Вот она, эта могила, – Соня
остановилась и указала до сих пор подкопанную плиту. – Ее не
убрали, потому что милиция не разрешила.
– Бог ты мой, – пробормотал Бульбаш,
быстро прикурил еще одну сигарету и достал из кармана помятый
блокнот с огрызком карандаша.