Тут мне не удается проявить
дипломатическую сдержанность, и я возмущенно вспыхиваю в ответ:
– Да ни с кем я не связывался.
Господин посол предложил мне помощь и защиту на пути в Киев, и я не
счел для себе зазорным воспользоваться его милостью.
Лицо тысяцкого вновь морщится, и я
понимаю, что выражаться надо попроще, а тот удивленно
переспрашивает.
– Так ты не с татарами, что ли?
Вскидываю голову, как и положено
гордому посланнику Рима и отрезаю всякое продолжение подобного
разговора.
– Я нунций святого престола, Иоанн
Манчини. У меня особое поручение к князю Ярославу от папы, и к
посольству хана я никакого отношения не имею.
На входе в княжий терем посольство
разделили, Турслана Хаши вместе с хорезмийцем забрали куда-то
наверх, а всех остальных, включая меня, завели в просторную палату
и со словами – «Здесь будете пока, располагайтесь», оставили
разбирать пожитки.
«Сюрприз, – с неприязнью разглядываю
два десятка своих сокамерников, – последний раз, когда я делил одну
комнату с таким количеством народа, был в армии, но там хотя бы
кровати имелись, а здесь…»
Перевожу взгляд с одной лавки на
другую. Их здесь всего несколько штук и все они уже заняты моими
более расторопными попутчиками. Пока я раздумываю, народ привычно
заполняет свободные места, раскладывая лошадиные попоны и рогожи
прямо на полу.
Вздохнув, направляюсь к ближайшей
стене, но тут вдруг с одной из лавок соскакивает коренастый крепыш
и тянет меня за рукав.
– Давайте сюда, святой отец.
Он показывает на свое место, и я
чувствую, что краснею. До этого дня мне никогда место не уступали.
Отчего-то вдруг стало по-настоящему стыдно за свое вранье.
«Какой я к черту святой отец! – На
душе стало еще тоскливей от отчетливого понимания. – Для этих
людей, все что происходит вокруг, совсем не игра. Это их жизнь, и я
в ней совершенно чужой».
С благодарностью плюхаюсь на лавку
рядом с гостеприимным степняком, а тот продолжает говорить.
– Ложитесь здесь, святой отец, а я на
полу. Я привычный, не беспокойтесь.
Смотрю на узкоглазое широкоскулое
лицо и ничего не слышу, потому что изо всех сил пытаюсь справиться
с навалившейся хандрой. Уговариваю себя как ребенка:
«Не глупи, это же не навсегда.
Всего-то годик протянуть и все. Ты подумай, тебе же повезло! Да за
такой шанс любой историк полжизни бы отдал. Повезло тебе,
несказанно повело!»