Мол, если начать поход весной, то
смерды не засеятся, а значит урожая осенью не будет. Не будет
урожая, будет голод, и тогда нечем будет платить налоги не только в
этом году, но и в последующих. Людишки разбегутся, земля оскудеет и
не получат свое не только князья, но и Великий хан, а вот если
провести зимнюю кампанию, то совсем другое дело – урожай уже
собран, конница пашни не вытопчет.
Он смело взглянул в глаза Батыя и
добавил:
– Раз русская земля войдет в улус
Джучи, то и относиться к ней надо как к владениям хана и не зорить
зря.
Слово главы похода должно быть
последним – это непреложный закон, поэтому Батый молча обвел
взглядом сидящую по кругу высокородную родню.
Ответил почему-то Кулькан, он хоть и
не чингизид, но прямой потомок Темучжина, и на слово в совете право
имеет. Он здесь не самый молодой, но, видимо, самый нетерпеливый,
раз вызвался первым. Ответил с ленцой, словно объясняя неразумному
то, что уже обсуждалось до него не раз.
– Зимой в тех местах снега может быть
по пояс, а это значит, – усмехнулся он, повторив мою интонацию, –
подножного корма для скота нет, маневра для конницы нет, города
урусов превращаются в ледяные крепости...
Он многозначительно замолчал, словно
давая понять, что если аргументов недостаточно, то он может
накидать подобных доводов еще сколько угодно. Отметив про себя, что
слова монгола вполне убедительны, я перевел их Александру и с
интересом стал ждать, чем тот ответит. Княжич тянуть с ответом не
стал, явно было, что подобные контраргументы его нисколько не
смущали.
– Великий хан, – не отвечая Кулькану,
он обратился напрямую к Батыю, – все это так, но только если на
Русь вторгнется чужеродный завоеватель. Тогда да, вся земля от мала
до велика поднимется на защиту, а вот если князь киевский Ярослав
пойдет войной против князя владимирского Юрия, то города
вмешиваться не станут и помощи не дадут ни тому ни другому.
Городское вече в таких случаях редко когда встает за своего князя,
чаще городская господа склоняется к решению, что это дела семейные,
и пусть князья сами выясняют кто из них правее, а им, горожанам,
без разницы с кем договариваться с Юрием ли, или с Ярославом.
После этих слов, к выражению
недовольства на лицах степняков добавилось еще и удивленное
недоверие. Настолько явное, что в наступившей затем паузе я успеваю
мысленно съязвить: