Кривясь от боли, Ярема
усмехнулся.
– Это вряд ли. Ингваревич к
Всеволодовичу на поклон не пойдет. Скорее всего, князь постарается
не допустить соединения татар и киево-черниговского войска. Так во
всяком случае, Козима считал. Первым ударом лучше всего сначала
разбить татар, а потом уж можно будет и со своими
разговаривать.
«План неплохой, – мысленно оцениваю
стратегический талант рязанского князя, – вот только сила и
количество монгол сильно недооценены. Если Рязань городской полк
собирать не станет, то у Юрия будет тысячи две не больше, а у
Кулькана десять. Арифметика явно не в пользу рязанского
воинства».
Подумал так, а вслух говорю:
– Ты татар сам видел. Их больше чем
вас в три раза, и дисциплина у них на высоте. Даже если ударите
неожиданно, не поможет. Заманят в ловушку и перебьют. Запомни,
пойдете одни – погибните ни за что. Так и передай князю. Пусть
умерит свою гордыню и отходит к Коломне под крыло Великого князя
Владимирского.
На то, что меня послушают, надежда
была слабая, а сегодня с восходом, когда по лагерю пролетел сигнал
тревоги, она погасла окончательно. Орда начала спешно сниматься с
лагеря и выдвигаться. Что случилось и куда так спешно направляются,
об этом меня, конечно же, в известность не поставили, но слухи
разные доносятся. Куранбаса потерся среди своих, их в орде Кулькана
немало, и принес новость. Разъезды Бурундая засекли рязанское
войско у реки Воронеж. Двигается быстро и будет здесь уже к
обеду.
Мои ребята торопливо собираются вслед
со всем лагерем. Мимо, в сторону холмов, проходит тысяча турхаудов.
От поступи тяжелой, бронированной конницы дрожит под ногами
земля.
«Впечатляет». – Ворчливо бормочу про
себя и, забравшись в седло, готовлюсь тоже тронуться в путь.
Калида к этому времени уже собрал все
наше добро, и теперь они вдвоем с вернувшимся половцем вьючат его
на лошадей. Вся орда в движении. За внешним сумбуром
просматривается четкий, раз и навсегда заведенный порядок. Каждая
тысяча строится под свои значки, передовые сотни спешно занимают
господствующие высоты, а обоз и заводные табуны оттягиваются назад,
поглубже в тыл.
Смотрю, как закончив сборы, Калида
взлетает в седло, и у меня появляется ощущение, что этот мужик
только этим всю жизнь и занимался. Хмыкаю про себя:
«Видать, увлекся, подзабыл, что он
нынче бродягу бездомного изображает».