Приняв решение, Имре повеселел. Прошел на кухню, проверил
давление в газовом баллоне, зажег плитку. Под руку попалась
чечевица из продовольственного пайка — прозрачные пластмассовые
бутылочки, тускло-оранжевые полузернышки. Имре высыпал чечевицу в
миску, помыл, выгреб мокрую массу в сковороду, долил воды и
поставил будущую еду на огонь. Покопавшись в кладовке, он снял с
полки большую банку говяжьей тушенки — лесохозяйственное управление
баловало инспекторов разнообразием продуктов — и решил, что этого
хватит для сытного ужина. Чечевица быстро закипела, забулькала под
крышкой. Имре сел, подперев подбородок кулаком, и засмотрелся на
голубые лепестки огня.
В памяти заворошилось глубоко спрятанное — холодный взгляд той,
которая ему действительно понравилась. Голубые глаза выражали
одновременно презрение и обиду, и было поздно оправдываться, и чем
оправдаешься-то? Поспешил — оборотней насмешил.
Голубоглазую красавицу-барсу он приметил на первом фестивале.
Пару раз подошел, перемолвился словом — Флора расспрашивала его о
работе, интересовалась, не скучно ли ему одному в тайге зимой.
Последний разговор соскользнул на неприятную тему — Флора сначала
спросила, не гневаются ли лесные духи из-за вырубки деревьев, а
потом заговорила о Лабиринте Силы. Имре сухо ответил, что зона, в
которой располагается разрушенное шаманское святилище, запретна для
посещений. И, предвосхищая возможную просьбу, сообщил, что не может
сделать исключение и провести туда кого-нибудь по знакомству. И сам
бывает там всего четыре раза в год, чтобы произвести фотосъемку для
областного управления. Флора прищурилась, позволяя полюбоваться
красивыми черными ресницами, осведомилась: «Там осталась хоть капля
силы? Это должно чувствоваться. Или гнев Кароя разрушил скалы и
выпил из них намоленную мощь?» Имре напомнил, что ученые давно
выяснили, что «гнев Кароя» был некрупным метеоритом, а не
проявлением божественной воли, прервал беседу и ушел, сославшись на
дела. Больше они с Флорой не сталкивались, а на следующий год Имре
поискал голубоглазую красавицу в толпе, не нашел, зато почти сразу
же завел шуры-муры с этнографиней. Размяк, растаял в объятиях,
позабыл обо всем, и вспомнил в последний день — Флора, стоявшая
возле снегохода, пронаблюдала, как они с этнографиней трутся
носами, фыркнула, одарила презрительным взглядом и была такова.