— Мои папа с мамой, как ты изволил выразиться, погибли от рук таких же, как и ты — бешенных псов.
Я намеренно сделал новую улыбку глумливой.
— Волков, киска, не псов, а — волков.
Но «киска» оказалась не так проста. Закатывать истерику не стала. Ответила мне тем же.
— Волки не сидят на цепи, дорогой. И не едят с рук. Так что ты можешь именоваться лишь псом. Слишком злобным, чтобы с тебя можно было снять цепь, и слишком тупым, чтобы перестать кусать руку, которая роняет в твою миску еду.
«А она ничего, есть перчинка, — подумал я с внезапной злостью. — И за словом в карман не лезет…»
— Простите мадам, — вновь встрял Тодди, заикаясь от волнения. — Я же говорил, что он пришибленный.
— Подойди, — позвал я ласково, — давно хотел за твое гусиное горлышко подержаться.
Он побледнел, отступил. Бросил визгливо:
— Когда-нибудь тебя все-таки порежут на куски, Даррелл! И тогда я прикажу скормить этот фарш собакам.
Я улыбнулся, показывая клыки.
— Вот видишь, в чем наша с тобой разница, Тодди.
— В чем? — спросил тот подозрительно.
— Ты хочешь скормить меня псам, а я съел бы тебя сам. Я не боюсь убивать, в отличие от вас, избравших пресное овечье существование…
— Заткнись! Заткнись, выродок! Вето! Вето!
Команда сработала: на прутья решетки подали электричество.
К счастью, реакцию Тодди предугадать легко. Я успел оторвать руки от прутьев за миг до того, как воздух затрещал и наполнился запахом озона.
Но команда «вето» не только бьет током зарвавшегося генномода — в следующую секунду на клетку опустилась стальная штора. Теперь со всем миром меня связывало лишь крошечное окошко.
С той стороны железного занавеса женщина промурлыкала:
— Какой занятный экземпляр. Нестабильный психоэмоциональный профиль, говорите?
— Да он полный псих! Смертник!
— И он бьется на Арене?
— Да, мадам.
— Когда его следующий бой?
— Сегодня вечером, мадам.
В голосе женщины слышалось тяжелое удовлетворение:
— Пожалуй, я отложу сегодняшние дела и посещу амфитеатр. Хочу посмотреть, как этот пес подохнет…
Теперь не было нужды скрывать свои чувства. И я злобно оскалился. Произнес на родном языке:
— Ne dogdeshsay, kroshka!
-2-
Зал был полон. Как и всегда.
На Земле еще достаточно любителей поглазеть на льющуюся кровь, чужую боль и смерть. Даже несмотря на коррекцию психики.
«Они не могут убивать, — подумал я, — но по-прежнему желают насилия»