В горе и в радости - страница 6

Шрифт
Интервал



И ладно еще летом, когда и впрямь можно было и во двор сбежать, а тут уже и первые осенние ливни начались, я спала на сеновале, завернувшись до носа в старое потертое одеяло, и с ужасом думала о скорой зиме.
Как это всегда бывает, тучи собирались долго, а прорвало их в один миг. Среди ночи, уже, пожалуй, ближе к рассвету, разбудил меня Ларс. Встрепанный, глаза дикие, патлы рыжие спутаны, мокрые да в грязи.
— Ханна, я попрощаться забежал. Ухожу.
Я аж подскочила:
— Как это уходишь? Куда уходишь? Что стряслось?!
— Не знаю, куда, здесь где-нибудь поблизости пересижу, деревню найду, а там видно будет. А стряслось… — Он зубы сжал и кулаки с такой силой, что мне почудилось — захрустят сейчас. — Не спрашивай. Не могу. Всех кобелей паскуда перетравил. Всех. Буян вот только… со мной был, выжил.
Буян и правда был здесь, только не лез лизаться, как обычно, а тыкался носом Ларсу в бедро, как будто утешить старался.
— Руди? — можно было бы и не уточнять. Ох, Ларс, горе мое рыжее… Он же этих бароновых кобелей — каждого — с щенячества знал, выкармливал, учил, натаскивал… Но у его светлости, почти как у Урфриды, чувства поперед разума бегут, он сначала поубивает всех, кто под руку подвернется, а уж потом разбираться начнет. А у Руди хватит ума так все обставить, чтобы виноватых и искать не пришлось, чтобы сразу на Ларса думалось. Все же первым делом за собак главный псарь в ответе, а не помощники его.
Я обняла Ларса — не прощаясь, успокаивая. Его трясло, колотило то ли от злости, то ли от задавленных слез.
— Я бы ни за что не ушел. Но Арчи упросил. Он барона почти всю жизнь знает, говорит, утрясет все сам, но духу моего тут близко быть не должно. Я ему за Буяна почти все деньги, что накопил, оставил. Если вдруг что, мой будет, там на трех таких хватит. Ох, мелкая, душа не лежит у меня сбегать отсюда. Я бы этого проклятого злодея голыми руками удушил, если б он мне попался. А тут бегу, как трус распоследний.
А уж как у меня душа не лежала его отпускать — вот так, в никуда, с нависшим над дурной рыжей башкой лихим наветом…
И тут — вдруг, ровно молнией ударило — поняла я, что нужно делать. Не ему — мне. С Урфридой жизни не будет, а Ларса — не брошу. Понадоблюсь я ему, всем сердцем чуяла — понадоблюсь. А хоть бы и нет — он единственный, кто дорог мне здесь, самый близкий друг. Как это, он уйдет, а я — останусь?