Нельзя, невозможно верить человеку, который так разительно меняется, так сильно непохож на самого себя! А ещё хуже подсознательно верить ему, невзирая на доводы рассудка, объективную причину и абсолютно нерасполагающую внешность, когда ни благородство, ни красота, ни мужество, а один лишь холодный, расчётливый ум сквозил в каждой черте непроницаемого лица. Сабир казался Еве открытой книгой – вот только на незнакомом языке. Сколько ни читай, сколько ни листай доступные страницы, ни слова истинного смысла не понять…
- Куда теперь? – поинтересовался человек-загадка, вырывая леди Штрауб из омута путаных мыслей.
- Нужна ткань, - подумав, решила Ева. – И, пожалуй, всё.
- Тогда в любой из итальянских кварталов, - со знанием дела сообщил Сабир. – Тем более что и у меня есть книжный интерес у местных торговцев.
- Соскучились по литературе? – удивлённо глянула на спутника Ева.
- В книгах можно увязнуть на всю жизнь, - усмехнулся ассасин. – Незавидная судьба, учитывая, что сама жизнь как раз и проходит в это время мимо тебя. Нет; если я и возьму в руки какой-нибудь древний фолиант или свиток, то он должен содержать либо важнейшие сведения, либо открывать глаза слепцам на Истину.
- И как же вы узнаете, тот ли это свиток? – в свою очередь улыбнулась леди Штрауб. – Без чтения вы не найдёте свои… сведения.
- Определю по действию, какое он окажет на других людей.
- Оно может быть разным у каждого из них, - пожала плечами девушка.
- Именно поэтому я возьму лучших, - рассмеялся Сабир, заканчивая дискуссию: они подходили к широкой улице, выводившей их к пизанскому кварталу.
Ассасин следовал за девушкой, словно тень – останавливался, когда она задерживалась у прилавков, разглядывал точёный профиль, скользил внимательным взглядом по тонкой фигуре, и вновь поднимал его к прекрасному лицу. Ева фон Штрауб переняла местные обычаи, покрывая голову широким платком вместо традиционного франкского убора, но тот не скрывал ни выбивавшихся из причёски светлых прядей, ни нежных черт открытого лица. И, пожалуй, не один Сабир задерживал на них взгляд.
- Эй, - позвали его на арабском негромко, но и не таясь. – Эй, слуга.
Сабир взглянул на остановившегося рядом с ним знатного господина, за которым переминались с ноги на ногу двое носильщиков с огромными закрытыми корзинами. Судя по одежде, перед ним стоял купец или важный чиновник; рослый, полнотелый, но ещё не обрюзгший и не старый; с пышной вычесанной бородой, ниспадавшей на широкую грудь. Плотоядный взгляд скользил по остановившейся у прилавка леди Штрауб, разглядывавшей расписные тарелки бойкого торговца. Тот подсовывал «прекрасной госпоже» всё новые товары. Еве приглянулся набор цветных горшочков для запекания в печи, и по сожалеющему виду, с которым девушка не желала расставаться с утварью, стало понятно, что денег на покупку у неё не осталось. Не отчаивался и лавочник: сбивал цену, пытливо вглядываясь в раскрасневшееся лицо молодой покупательницы, разливался соловьём, нахваливая товар. Увлекшись, леди Штрауб даже не заметила, как упал с головы широкий платок, повис на хрупких плечах, явив миру каскад белоснежных волос.