— Нет, не надо, не хочу, нельзя, — шептала Пиама, как в бреду. Гвинс, чертыхнувшись, подхватил выпавший из её пальцев факел и крепко прижал к себе девушку-старушку одной рукой.
— Твоё упрямство делает тебе честь, дитя, — маг отвёл с её лба седые пряди. — Но тех, кто отдал свои жизни, чтобы наполнить этот сосуд, ты уже не вернёшь. Зато отнимешь кусочек бессмертия у злодея, полагающего себя выше человеческого суда.
— О чём это ты? — потребовал ответа Гвинс.
— Вот об этом, — маг подошёл к стене, из-за которой пробивалось голубоватое свечение. Повёл рукой. Белый заслон растаял, обнажив неглубокую нишу, внутри на чёрной подставке раскорячилась друза полупрозрачных кристаллов размером с хороший кустик земляники. В кристаллах ритмично всплескивал бело-голубой свет.
— Красиво, да? — колдун усмехнулся, теперь уже с откровенной неприязнью. Медленно протянул руки и взял друзу так, словно боялся испачкаться. — Тяжёлая, мерзость… Выходим.
Гвинс вдруг понял:
— Это браккарийское сердце?
Белая камера за спиной сияла воплощением чистоты. Колдун гадливо дёрнул ртом:
— Ждите меня за углом. Я замурую хранилище, пока хозяин не явился.
Десять шагов, поворот... Кинган усадил Пиаму у стены, и пол под ногами дрогнул, взвилась в воздух пыль, с потолка с шуршанием посыпалось каменное крошево. А потом все звуки заглушил тяжёлый, мучительный скрежет, будто в недрах земли пробудился великан и колебал само основание замка, силясь выпростаться из воздвигнутых над ним каменных оков. Гвинс присел, заслонив Пиаму своим телом. Но скрежет оборвался, как стон умирающего, туннель вновь обрёл незыблемую прочность — не сдюжил великан, так и остался заточён под тяжестью рукотворной громады…
Гвинс выставил за угол факел, осторожно выглянул сам. По коридору, скособочившись и прихрамывая, ковылял Бармур. Проход за его спиной перегораживала каменная глыба.
— Обвал вызывать не стал… Себе дороже…
Кинган подхватил старика, помог опуститься на пол рядом с Пиамой. Бармур вынул из-под плаща светящуюся друзу.
— Нож есть? Нужна её кровь, чтобы пробудить сердце. Не бойся, — добавил он, увидев, как кинган изменился в лице. — Довольно пары капель.
Сухонькая холодная ладошка Пиамы утонула в могучей ручище Гвинса. Девушка-старушка больше не сопротивлялась, только бессильно всхлипывала.