– «Скандально известный музыкант Жак Лавуазье был найден сегодня утром в своей спальне мертвым. Обескровленный труп певца нашла горничная. Комната без следов взлома…», – начал тот зачитывать статью из потрепанной бульварной газетенки. Затем отшвырнул ее прочь, и с яростью воскликнул: – Ланнан! Опять твои штучки! Ты же знаешь, что Договором между Дворами запрещено поглощать смертных! Ты хоть понимаешь, чем это чревато?
– Эшли, дорогой, не кричи, – поморщилась Ланнан, медленно вставая с кресла. На лице ее отразилось вполне искреннее раскаяние. – Это была случайность.
– Случайность? Ты выпила этого человека!
– Я перестаралась, – безразлично пожала плечами Муза, и хищная улыбка зазмеилась на ее ярких карминных губах. – Он был слишком влюблен в меня, и в его крови из-за этих чувств был такой будоражащий хмель! О, Эшли, знал бы ты, как вкусен был этот музыкант! Когда я поняла, что иссушила его, было уже поздно.
– Ты понимаешь, что если дело не удастся замять…
– Как тебе этот ирландец? – Ланнан словно не слышала упрека в голосе Магистра. Она взяла с туалетного столика фотографию ясноглазого рыжеволосого паренька и протянула ее Эшли. – Этот красавчик очень талантлив. И ему нужна Муза… Может, поможем ему сделать карьеру?
– Ты неисправима, – вздохнул Магистр, устало усевшись на диван.
– Я просто выполняю свою работу, – холодно отозвалась Ланнан, и зеленые глаза ее вспыхнули, словно болотные огни, издревле заманивавшие странников в Холмы, где жили волшебные фариэтос – те, кого люди называли феями. – Уверена, ты сможешь решить эту небольшую проблему с Жаком Лавуазье.
– Ты обещаешь, что будешь контролировать свой голод? – спросил Эшли, и в его голосе послышались прохладные нотки. Он явно устал прикрывать Ланнан всякий раз, когда она слетала с катушек.
– Я обещаю.
Глава 1
Эмма Санди, яркой звездой горевшая на небосводе Голливуда в семидесятые годы, бывшая секс символом телевидения в восьмидесятые, когда все телеканалы соперничали за право пригласить ее в свой сериал в лучшее эфирное время, вышла в тираж к середине девяностых. Но поняла она это лишь спустя несколько лет, ясным майским днем, когда свежая зелень за окнами ее отеля только наливалась малахитом и зацветала сирень.
Сидя у огромного зеркала со стаканом виски в руках, Эмма плакала и жалела себя. Это была уже вторая порция алкоголя, а ведь солнце еще даже не вошло в зенит. Эмма с горечью рассматривала мешки под глазами и жировые складки на талии – неумеренность в шоколадных батончиках и выпивке брала свое и, несмотря на несколько пластических операций, внешность оставляла желать лучшего.