– Оставь его! – крикнула я так громко, что комната рассыпалась, как карточный домик, бросив нас троих парить в пустоте. – Оставь в покое моего сына!
– Враг здесь не я, – сказал Плетущий в ответ и посмотрел вниз.
Там, в глубине тёмного марева, быстро и бесшумно двигалась свора тех самых существ с огромными пастями и когтями, что напали на нас с Виго. Во главе этой процессии следовали двое. Первый, гремя связкой ключей в тонкой руке, рассыпал по округе зловещий звон, а второй… Изображение вдруг приблизилось, словно я взглянула на них в бинокль. Рядом с кошмарным чудовищем, высокая и тонкая фигура которого величественно ползла впереди, опираясь на отвратительный осклизлый хвост, шёл алиум.
Это было видно по светящимся узорам на теле. Я боялась поверить догадке, которая мгновенно всплыла у меня в мозгу. Только не это! Алиум обернулся, обжигая меня жутким взглядом, в котором затхло-зелёная корона, сияя, обрамляла черноту зрачка, начисто вытравив светлый и родной блеск янтаря.
– Виго!
Казалось, этот крик вернул меня в реальность, но лучше бы не возвращал, потому что она была хуже кошмарного сна. Об этом мне красноречиво напомнил нависающий балдахин дворцовых покоев трувера триумвирата.
– Госпожа трувер! – шесть крепких служанок, одновременно столпившихся у моей постели, очень смахивали на спецназовцев в юбках.
– Я хочу остаться одна! Уходите! Мне лучше!
Когда «спецназ», кланяясь и шелестя подолами, удалился, я села на подушках, разглядывая окружающее великолепие. Такое множество вызывающе-алых одеял и подушек я видела впервые, а потрясающая мягкость ложа говорила о том, что подо мною располагаются как минимум три пушистых тюфяка. Сразу вспомнился стишок Сергея Михалкова, знакомый с детства:
{«Это кто накрыт в кровати
Одеялами на вате?
Кто лежит на трех подушках
Перед столиком с едой?»}
Еда, кстати, тоже была. Я вынырнула из алого моря одеял и бросилась к столу, где стояли кувшин с вином, два кубка, тарелки с мясом и фруктами, и дымился свежий пирог. Выныривание показало, что на мне эффектно струилось странное одеяние из тончайшего, словно крыло стрекозы, материала со множеством разрезов, скорее раздевавшее меня, чем прикрывавшее наготу. Какое пиршество для взоров триумвирата! Мы ведь можем наблюдать друг за другом, будто надев чужие глаза вместо своих.