Сейчас этот человек находился в маленькой тесной кухне верхнего Айсмора.
В три утра, когда по деревянным мостовым раздался перестук башмаков очередного патруля, обходящего город, тучи развеялись.
Ингрид обязательно посмотрела бы вверх, выискивая привычную синеву в густом беззвездном киселе, но все ее мысли были заняты ее гостем.
Сердце трепетало, разум протестовал.
«Что ты делаешь, Ингрид?.. Что?! Ты?! Делаешь?! Не поддавайся ему! Он всего лишь хочет тебя! Просто хочет. И даже не знает, как ты собираешь одну к одной ваши случайные встречи, как бережешь минуты воспоминаний. Другие так хранят драгоценности, а ты — его. Того, кто тебя не узнал. Спас, не узнал. Глупая, глупая Ингрид… бедная — со всеми своими сокровищами!»
Бэрр отпустил ее руку, перестал перебирать пальцы и гладить ладонь. Легко подхватил Ингрид на руки, притянул к себе.
«Словно бы глянул и не удержался. Остановка у губ, трепетная — хочет, чтоб ты ожидала. Заминка дыхания, волнительная — хочет, чтобы ты замерла. Первое касание, нежное, столь нежное, что хочется плакать!.. Его губы захватывают твои, настойчивее, сильнее. И нет ничего: ни воздуха, ни покоя. Есть чем ответить на его опыт? Опыт, лишь опыт...»
Руки взметнулись сами, зарылись в темные кудри. Губы ответили на поцелуй. Сердце шепнуло:
«И пусть! Пусть одной встречей будет больше. На его счету — он и не вспомнит! На моем — я не забуду».
Глупому сердцу привычно ответил разум:
«Да, ты не забудешь. Не сможешь! Оттолкни его, и он уйдет».
Его губы оторвались от ее губ, дали время для вздоха. Скользнули по щеке, тронули за ушком. Дыхание сбилось — как узнал? как нашел?..
Скользнули по коже пряди его волос — от запаха ветра и леса закружилась голова. Бэрр прикусил кожу над ключицей, тут же поцеловал и снова прикусил, словно кидал из тепла в холод и обратно.
Разум, туманясь, успел заметить:
«Ты — его, да вот он — не твой. Больно будет тебе».
«Это будет потом. Не сейчас…» — отвечало бешено стучащее сердце.
Бэрр поставил ее на пол, преклонил колено. Провел ладонями снизу-вверх, поднимая платье. Ладони теплые, а глаза — карие, холодные. Без проблеска, без дна…
Он отвел от ее лица пристальный взгляд. Ингрид выдохнула, опустила ресницы. Мужчина прошелся быстрыми поцелуями по обнажившимся бедрам. Придвинул к себе, закинул ее ногу себе на плечо, принялся целовать там, где, Ингрид казалось, не целуют мужчины.