Он же такой хороший мальчик. И ничего, что недавно отметил тридцатилетие. Каждый раз звонит мамочке, чтобы отпроситься погулять. Потом напяливает мотобутсы, косуху и выводит из гаража монструозный мотоцикл. Наливается пивом в ближайшем баре и распугивает кошек рёвом мотора.
— Объясни-ка, девочка моя, как так получилось: ничего-то ты не помнишь, а именно про вступление в полное совершеннолетие — всё до капельки.
Степанида Генриховна посмотрела требовательно, будто до этого Марина ни разу ей не рассказывала про ритуал. На то он и тайный, чтобы никто, кроме единственной участницы, ничего не видел и не знал. И ведь говорила же о заклятии молчания. Ну не может она об этом рассказать. Не мо-жет!
— Этому в нашем клане учили с рождения. Мама успела вдолбить мне главное, — привычно развела руками Марина. — Всё остальное в доме. Но вы сами это увидите, когда мы туда приедем.
Она пыталась уловить эмоции так называемой тёти, а на самом деле весьма дальней родственницы, но не преуспела. Как можно обнаружить что-то в пустоте? Старая грымза чувства к собственному сыну только демонстрировала, но вряд ли испытывала. Единственное существо, способное вызвать её эмоции — Леонсия.
— Что-то мне в это не верится, — сжала губы в тонкую бордовую полоску родственница.
— Я вам в прошлый раз говорила: несовершеннолетней он свои двери не откроет, хоть все ворота кровью обмажь.
Марина ссутулилась на стуле у окна. Она смертельно устала врать и притворяться. Осталось немного. Её терпение основательно износилось за годы, проведённые в атмосфере всеобщего презрения и недоверия, и теперь едва держалось лохмотьями остатков самообладания. «Немного. Ещё совсем немного потерпеть и на свободу!» — мысленно уговаривала себя она.
— Хорошо, хорошо, — снова скривилась старая ведьма. — И как ты собираешься праздновать?
Она всё так же сидела за чайным столом с нетронутым угощением. Марина никогда ничего не ела и не пила в этом доме, да и в других тоже. Казалось, местные жительницы делают ставки на то, кто первым сможет что-то впихнуть в чужачку, и они год от года росли.
— Обычно. Открою подарки, съем торт. Если вы не против, конечно.
— Это же твой день! Ты можешь провести его как захочешь.
Вот! Те самые слова, которые так ждала Марина. Судя по тому, как скривилась старая грымза, она о них тут же пожалела. Девушка чудовищным усилием воли подавила в себе желание завизжать от радости и печально вздохнула.