— Не успел или не захотел? — пробормотал окаянник себе под нос и откинулся в кресле, задумчиво разглядывая получившийся рисунок. — Нет, не сходится.
Он стал менять листки местами, располагать так и этак, и чем больше комбинаций он выстраивал, тем отчётливей мне казалось, что где-то я это видела. Точно! На каждой черте — еле заметные засечки. Иероглиф выйдет неполным, но это наверняка он…
В этот момент сложился "пасьянс" и у окаянника: листки выстроились в веточку из двух вертикальных и четырёх наклонных черт. Седьмую, горизонтальную, Рош пристроил снизу, затем, подумав, переложил наверх. Получился знак "ара" в основном начертании, он же слог "ра" древнего феддийского письма. Сложность в том, что засечка указывает только на горизонтальное расположение, а сверху или снизу, мрак его знает.
Инквизитор вздохнул и опять передвинул листок вниз. Ну да, это же "правая нога". Та, которая без бедра. Теперь перед нами "ара" в качестве магического символа. Главное его значение, но не единственное — "чувственное познание мира". Если пририсовать ещё одну чёрточку сверху, будет знак классический, общепризнанный. Если добавить вторую черту снизу, образуется символ еретической секты "шрахи", называемый обычно "власть желания".
— Арас или араш? — окаянник нахмурился. — И при чём здесь печень?
Про печень я ничего сказать не могла, а на первый вопрос ответ знала:
— Конечно, араш, дурень! Знак на бедре пропущен, а пропуск — это что? Пустота! Пустота, кроме прочего, значит бесконечность, а бесконечность в сочетании с властью желания… Ты что, не слышал, что араш может читаться как "ненасытность"?
Глазок говорить не умел, а я сидела в своей комнате и могла шуметь без опаски. Но страж Света вдруг резко обернулся. Со страху я чуть было не развеяла глазок. Спасибо, удержалась — подняла повыше, к потолку, и тогда стало ясно, что инквизитор не ищет его взглядом, а смотрит на входную дверь. Но там, мрак меня побери, ничего не было!
Магистр Рош тряхнул головой, и его красивое лицо сморщилось, как от боли.
— Зачем, о Свет, зачем?
Он поднялся, подошёл к окну и уставился в вечернюю тьму.
— Абль гамвиль лак аль хахта шалак, — произнёс глухо, с таким выражением, что меня пробрал озноб.
На древнефеддийском это означало: "Да воздастся тебе за грех твой".
Его аура была сгустком мрака.