– Интересно, как им удалось выстоять все это время? – спросил Маэль, наблюдая за тем, как распахиваются ворота одетой в серо-голубой камень резиденции правителя Саматы и оттуда стремительной волной вырываются ее защитники, вливаясь в битву.
– Могу предположить, что там укрылись и саматские эльфы, некоторые из них, надо полагать, не пожалели своих жизней, чтобы установить магический щит, который и не смогли пробить наши враги, – ответил ему Элер, замерев рядом со своим императором, и зорко следя за тем, чтобы тому ничего не угрожало.
– Что ж… Стоит их хорошо наградить потом за столь верную службу империи. Но потом. А пока отвоюем Самату у этих выродков, Элер.
– Всенепременно, ваше величество.
Командующий императорской гвардией Элер ан Кьель да Скалэй щелчком опустил забрало, готовый сопровождать Маэля хоть в подземный мир Ула, если тот туда отправится, дабы защитить свою империю. Гвардия следовала за своим императором сквозь хаос битвы за Самату, прикрывая его от ударов врагов, в то время, как он уничтожал их одного за другим, упиваясь убийствами. Его радовало, когда металл прогрызался сквозь металл, когда его ушей касались звуки, срывавшиеся с их губ, когда жизнь гасла в их глазах. Маэль мстил. И эта месть грела его душу, принося сиюминутное удовлетворение.
ГЛАВА седьмая
Первый месяц лета митар. Четырнадцатый день месяца.
144 год от рождения империи
Мертвенно-голубое магическое свечение заливало улицы подземного города темной богини Хессель ровным холодным светом, придавая жителям Дахрата сходство с бесплотными призраками. Впрочем, никто не смог бы поручиться, что в этих прекрасных черных дворцах не живут духи умерших членов эльфийской королевской семьи и всех аристократических родов, похороненных здесь. Город был построен еще на заре самого Элеана, как место упокоения и поклонения Хессель. Лишь жрицы темной богини могли жить в этом городе с мертвыми всю свою жизнь, и только раз в десять лет им дозволялось покидать подземелье и видеть солнце и небо, но проведя так век, многие отказывались от этой привилегии, не желая причинять себе лишних страданий.
Дахрат был прекрасен. Прекрасен той холодной, мертвенной красотой, которая врезалась в память редких гостей и не отпускала их всю жизнь, заставляя мечтать о возвращении. Она была черной, залитой голубым светом магических светильников, делавших тени в резных элементах дворцов еще глубже, еще чернее. Вспыхивали и гасли молнии на мраморных плитах, свет обнимал и ласкал искусные статуи королей и королев, созданные из черного как ночь мрамора, даря им призрачное ощущение тепла, которого здесь не было, да и не могло быть. И снова свет играл с живыми, что шли по улицам города, вымощенным серебряными плитами. Гостям и жрицам казалось, что статуи следят за ними, но позволяя нарушать законы Дахрата и Элеана. Это странное ощущение заставляло каждого вошедшего в город вздрагивать от холодка, бегущего по спине, но в то же время чувствовать величие и красоту. От этого хотелось втянуть голову в плечи и красться в резких черных тенях, которые отбрасывали здания и статуи.