Мориньер же занял место максимально удаленное от входа в зал – у стены напротив, справа от узкого окна, расположенного под самым потолком, которое теперь почти совсем не пропускало свет.
В таверне и в солнечный день стоял приятный глазу полумрак, а в эту погоду без обязательной свечи на каждом столе и вовсе ничего не было бы видно.
Мориньера, впрочем, это вполне устраивало.
Едва заняв место на длинной скамье, он приказал запалить свечу, отодвинул ее на середину стола, дождался, когда хозяин поставит перед ним кружку и бутылку бургундского и отослал его прочь. Отклонился к стене, скрылся в темноте. Принялся ждать.
Ждать пришлось недолго. Уже спустя четверть часа на пороге появился человек, при виде которого Мориньер на мгновение выдвинулся в круг света, создаваемый свечой. Увидев, что вошедший успел его заметить и направился в его сторону, вновь принял прежнюю позу.
- Добрый вечер, господин граф, - проговорил тихо человек, усаживаясь к столу напротив Мориньера.
- Вы оптимист, Данжен, - усмехнулся тот, оглядывая очевидно продрогшего мужчину, с одежды которого за те несколько мгновений, что он стоял перед ним, натекла основательная лужа. – Все в порядке?
- Да, монсеньор. Я все принес.
- Давайте.
Мориньер принял из рук Данжена сафьяновую папку. Отметил удовлетворенно, что та не успела вымокнуть. Положил ее рядом с собой на скамью.
- Кто бы мог подумать, что то, что мы безуспешно искали по всему Парижу столько времени, окажется под самым носом, - сказал Данжен, грея руки над пламенем свечи.
Мориньер не поддержал разговора. Спросил просто:
- Будете есть?
- Нет, господин граф. Но посижу, если позволите. Хоть немного согреюсь. На улице погода собачья. Давно такого лета не припомню.
Мориньер кивнул.
- Как поживает наш маленький друг?
- Парень оказался на удивление проворен и смышлен. За ту пару месяцев, что мальчишка провел в монастыре, он приобрел лоск и стал довольно бегло читать. А уж когда попал в эту обитель Муз – и вовсе переменился. Стал почти красив, взял себе новое имя…
- Как же его теперь зовут?
- Он назвался Габриэлем.
- «Божья твердыня»? Парень не умрет от скромности.
- И сомневаться не приходится, - засмеялся Данжен. – Несмотря на то, что в нем начисто отсутствует смирение, отец Жан был в восторге от воспитанника. Сетовал горько, что вынужден отпустить мальчишку в это гнездо разврата.