Он осушил кружку в несколько больших глотков, поставил ее на стол и резко развернулся к Чарулате.
– Пока вы тут, я уверен в том, что у вас все благополучно и вы в безопасности. И вы имеете полное право не доверять мне, Чарулата-джи, но я, так получилось, доверяю себе куда больше, чем своим подчиненным, потому намерен оставить вас здесь, уж не обессудьте.
Глаза Чарулаты сделались преогромными и влажно сверкали драгоценными сапфирами. Она сидела на кровати, подтянув колени к животу и обнимая их руками, и смотрела на Кесари, закусив губу.
– Благодарю, Кесари-джи. Я… мне остается ввериться вашей заботе.
Она опустила голову и лишь завитые к вискам рога не дали чернильно-синим косам упасть на лицо.
«Если бы я собирался что-нибудь непристойное с вами сотворить, Чарулата-джи, давно бы уже сотворил», – мрачно подумал Кесари, нахмурившись. Он бы ее с преогромным удовольствием поцеловал прямо сейчас, потому что перепуганная она тоже была очень красива, ничуть не меньше, чем когда храбрилась и дерзила ему в лицо. Хотя сейчас ее, конечно, следовало бы не целовать, а обнимать, расстроенных девиц всегда следует обнимать – это Кесари точно знал. Но она бы ему и того не позволила, и стало бы только хуже, попытайся он...
– Что мне сделать, чтобы вы так не пугались, Чарулата-джи? – насколько мог мягко спросил Кесари. – Если хотите, я вовсе под открытым небом спать уйду, буду вас у входа сторожить. А вы потом дома всем похвастаетесь, что вас сам ювараджа лично охранял.
– Я не пуга… – начала возражать она, потом виновато посмотрела на него и поправилась: – Пугаюсь, конечно. Понятия не имею, что с этим делать, со мной такого в жизни не случалось. Погодите немного, Кесари-джи, я попробую взять себя в руки. Простите.
И прошептала, видимо, думая, что он не услышит:
– Я веду себя недостойно.
Кесари, услышавший ее прекрасно, поскольку шатер, рассчитанный на одного навя, пускай и ювараджу, был не таким уж большим, вздохнул и устало потер глаза ладонью.
– Обыкновенно вы себя ведете, Чарулата-джи, – пробурчал он и снова посмотрел на нее. – Как весьма достойная девица хорошего кшатрийского воспитания, которую схватили и засунули беззащитной и голой в шатер к какому-то незнакомому типу. И нет ничего удивительного в том, что вам страшно, с оковами на руках и ногах. А я бы вас хотел на самом деле успокоить, а не чтобы вы тут крепились, невзирая ни на что... Только понятия не имею, как. Не собираюсь я с вами делать ничего, даже подходить к вам и кровати этой явьей не собираюсь, пока вы мне сами не позволите.