Но судя по тому, что я помнила, не Нуада прервал нить моей жизни тогда, после памятной битвы с фоморами при Мортуре, ведь в памяти была еще сцена – я лечу на черных вороньих крыльях над павшими и выжившими, я камнем падаю на лицо однорукого и одноногого чудища – косматого и жуткого… и падает на промерзшую землю со звонким стуком его меч, а отсеченная выше локтя рука Нуады лежит рядом, и алая кровь его течет по ледовому насту, и повелитель Туата, хоть и ранен, перехватывает свой меч, добивая фомора.
С благодарностью смотрит в небеса – там я кружу, и горько, надсадно, тоскливо кричу, пытаясь своими чарами изменить исход битвы и запереть тьму в Нижнем мире.
…обозленные мои подданные еще отомстят мне. Чует мое сердце – отомстят.
Как часто буду видеть я сны о той битве Туата с кланом Фил Борг? Как часто буду отчаянно кричать и, защищая Нуаду, бить сильными стальными крыльями по уродливым лицам чудовищ?
Как часто буду во снах входить в роскошный шатер для того, чтобы броситься в объятия Нуады, у которого все еще целые руки, и он трепетно и нежно обнимает ими меня, увлекая на мягкие подушки пышного ложа, застеленного шкурами белых медведей…
Эрин, земля вереска, земля черных скал и холодных северных ветров, помнила мое прежнее воплощение, и он – тот, кто стоял сейчас в покоях старинного замка Тьмы… он тоже все помнил. И его улыбка не казалась мне больше оскалом дикого зверя, его глаза не были осколками горного льда, в них кипело море – ласковое, нежное, скрывающее под своей сине-зеленой гладью сказочный мир и дивные перламутровые ракушки… Не знаю, почему я вдруг подумала о море, но отчего-то захотелось сейчас оказаться на скалистом побережье, изрезанном остовами перевёрнутых рыбачьих лодок, что сохли на песке. Мне захотелось ходить босиком по плоским валунами, украшенным белой морской пеной, плетьми бурых водорослей и мелким ракушняком… хотелось ощущать холод камня и держать Нуаду за его серебряную руку, столь же ледяную в стылом воздухе, сколь и эти валуны.
Но я слишком мало помнила о себе прежней, чтобы позволить эти слабости.
Я пока не могла сбросить защиту. Не могла довериться повелителю Туата.
И улыбка моя погасла, как закатное солнце, и из глаз моих хлынула тьма – бесконечная, жуткая, равнодушная тьма, могущая штормовой волной снести Нуаду с ног, заставив вечность тонуть в бездне, наполненной болотной жижей и смрадом, идущим от мертвых тел… Но я заставила себя остановиться – как раз тогда, когда повелитель Туата упал, царапая горло, словно его охватила невидимая удавка.