— Мэйрин? — заметив у меня между пальцами сигарку, глаза дамы стали просто огромными. — Ты что творишь? Благородной лиатэ не пристало курить. Что скажет ваш батюшка?
— Что скажет? — я задрала голову повыше, взгляд сделала похолоднее. — А он узнает? Не думаю, — сама же и ответила на свой вопрос. — Вы не станете ему об этом сообщать. Во избежание лишних проблем.
— Но, Мэйрин… — на меня смотрели строго и с осуждением.
— Я уже восемнадцать лет Мэйрин, — отмахнулась от монахини. — Вы меня искали? Зачем? Очередное наказание?
— Строптивая девчонка. Ты за восемь лет так и не научилась смирению, — зашипела недалеко от нас еще одна садистка. Именно ее все девицы прозвали палачом. Она наказывала провинившихся, но чаще всего меня, то розгами, а то и голодовкой. Последнее было ее самой изощренной пыткой: привязать воспитанницу пансиона к стулу, поставить перед ней кучу еды с изумительными запахами, а потом сутки продержать завязанной.
В первые раз десять мне было сложно. После таких пыток возникало желание вести себя примерно. Но… К сожалению, не получалось. Правда-правда. Со мной совершенно случайно происходило все, из-за чего я потом страдала. Никто ведь не мог и предположить, что во мне проснется магия. И она станет действовать в зависимости от моего настроения. А именно — разрушающе.
Однажды в руках нашего палача загорелись розги, а сама она пошла красными пятнами. Ой и досталось мне тогда, неделю ходить больно было, так как эта изверг меня по пяткам отстегала от души.
Игуменья не могла стерпеть разрушения одного из залов — кто же виноват, что одна их монахинь-надзирательниц решила влепить мне пощечину, так как я засомневалась в ее компетентности. Как итог: обгоревшие стены зала, обрушившаяся люстра рядом с надзирательницей и вылетевшие стекла из окон — и мне вызвали мужика. Он должен был запечатать мою магию. Да сейчас. Где это так запечатывали? Я против. Моя сила оказалась со мной солидарна в этом вопросе. И опять-таки итог плачевный: мужик поседел, начал заикаться, а его рукам теперь предстояла трясучка на всю оставшуюся жизнь.
И снова наказание. Что за несправедливость? Я не виновата, а меня наказывают.
В данный момент я с возрастающим интересом наблюдала за приближением монахини. Встреча с ней не предвещала ничего хорошего. Многие воспитанницы с моей легкой руки придумали примету: заметить на горизонте нашу палачиху — к неприятностям или к дождю. Всегда сбывалось. Сейчас мне хотелось верить, что будет все-таки дождь.