– Ты совершенно очаровательная, – полушепотом сказал он, склоняясь еще ближе к ней.
Она часто дышала, глядя на него широко распахнутыми глазами, и снова с детским удивлением распахивала губы, и в ответ на его слова, глубоко вздохнув, ответила:
– А ты очень красивый.
– Приятно… нравиться тебе. Очень, – прошептал он в ответ, а потом наконец коснулся губами ее удивленно приоткрытых губ, неторопливо, осторожно, пробуя, как то вино, хотя Петра на вкус была еще чудеснее. Сладкая и нежная. Мигель провел языком по ее нижней губе, пощекотал дразнящим движением, совсем легко сжал губу зубами, чтобы тут же торопливо поцеловать, повторил снова, потом еще раз – и только после этого скользнул языком в ее рот, продолжая дразнить, то лаская ее язык своим, то отдергивая его, наслаждаясь ее вкусом и каждым прикосновением.
«Вот оно как… доминанты целуют!» – всплыла у Петры глупая мысль, когда она опомнилась от первого ошеломления. Все-таки это было совсем иначе, чем ее обычные предыдущие поцелуи, без таких игр и… завлеканий, когда ей уже хотелось как-то его поторопить, заставить прекратить ее дразнить, если бы она могла. И эти покусывания, это было действительно впечатляюще, у нее от них аж мурашки по коже пробежали. И все вместе это было до ужаса неловко, она вообще никогда раньше не хотела конкретного мужчину. Разумеется, она фантазировала и представляла всякие неприличности, и поцелуи были приятны, но никогда до сих пор она не ощущала такой пожар между ног когда целовалась, такой жар, что ей хотелось начать потираться об Мигеля, пытаясь хоть немного утихомирить доселе неведомую ей страсть.
– Сладкая такая, – шепнул Мигель, на секунду прервав поцелуй.
И тут же снова прикусил ей губу, одновременно запустив руку в волосы, пробежался пальцами по коже головы и сжал несколько прядей в ладони, слегка запрокидывая голову Петры назад. От этой простой слегка жестковатой ласки у нее принялись подгибаться ноги, и хорошо, что Мигель придерживал, и еще дерево. Кто бы мог подумать, что ей нравится, когда ее тянут за волосы, но ей понравилось чрезвычайно. Он же не дергал просто… командовал. Подчинял. И это было восхитительно.
А потом Мигель наконец поцеловал как следует, настойчиво, жадно, прижался к ней, вжимая ее саму в ствол дерева, а его язык начал вытворять у Петры во рту какие-то совсем уж невообразимые вещи, лаская, заплетаясь с ее языком, скользя по губам. Это было совершенно феерично и Петра ощутила, будто превращается в податливый воск в его руках. Мигель, похоже, сразу почувствовал, как она обмякла, и немедленно крепче обхватил Петру за талию, а потом она ощутила его колено между своих ног, в том самом месте, от одного прикосновения к которому ее сейчас бросало в жаркую дрожь, и невольно ошеломленно замерла, но всего на пару мгновений. Рука Мигеля тут же ласково погладила Петру по пояснице и, скользнув ниже, подхватила под бедра, усаживая на ногу, так что стоять теперь было вовсе не нужно, и она с облегчением привалилась к стволу, полностью отдаваясь его рукам и губам, все таким же уверенным и настойчивым. Все это вместе было ужасно непристойно и в то же время восхитительно хорошо. Наконец она не выдержала и задыхаясь сообщила: