– О, мой строгий господи-и-ин, – довольно протянула Марина. – А что ты со мной будешь делать, когда я такая вся голая по каюте ходить буду?
Как будто ей было мало того, что он ее сейчас бил и собирался после трахнуть… но да, было мало!
– К столу привяжу, – незамедлительно ответил Сашка и ударил сильнее, так, что она тихонько ойкнула, а он довольно вздохнул. – Я же обещал тебе, моя хорошая. А потом на него усажу, когда ты сидеть сможешь… А пока не можешь, тебя отлично можно ставить на коленки возле дивана или прямо на диван. И еще я собираюсь таскать тебя по каюте на поводке и непристойно лапать, укоротив его посильнее, – описание планов сопровождалось выразительными вскриками Марины, потому что теперь флоггер бил довольно чувствительно, и ее попка не просто горела, а тягуче ныла, когда легкая боль смешивалась с острым удовольствием в невероятный коктейль.
Она не знала, что возбуждает ее больше – его побои или его сладкие обещания, Марина хотела всего. Ударов, слов и исполнения того, что он описывал. Всего вместе. Потому она ойкала и соглашалась:
– Ой… Да… Ой! Хочу… Ой… Таскай…
– Мариночка, сладкая моя… Какая же ты красивая! – плетка описывала в воздухе восьмерки, двигаясь четко по одной и той же траектории, и Саша следил сейчас за ней взглядом лишь изредка, проверяя, не сбилась ли рука. В остальное время он смотрел на Марину, на ее лицо, на котором сейчас наверняка была написана масса эмоций, на нее всю, откровенно любующимся и бесстыдным взглядом. – Оттрахаю на всех поверхностях, которые в этой каюте есть – горизонтальных, наклонных и вертикальных. А потом снова выпорю. Потому что моя, целиком моя, совсем моя. Хочу тебя всю, по-всякому. Много и очень сильно.
– Так… ой… Начинай… ой… – он же обещал в процессе ее пороть, вот пусть и продолжает тогда! Марина уже не могла терпеть, сколько можно-то? Она столько лет ждала!
– Соскучилась, заждалась, хорошая моя, – проговорил Саша тихо и хрипло, а плетка ударила еще несколько раз, совсем сильно, так, что Марина даже не ойкнула, а вскрикнула, потом плеть замедлилась, а потом он опустил ее – и Марина почувствовала, что вся дрожит, от перевозбуждения и переизбытка эмоций. – Маринка… буду драть тебя во всех смыслах. Потому что могу. Потому что моя.
Пока Саша это говорил, он отложил плетку, в одно движение стащил с себя сорочку через голову, а потом снял со стены другой флоггер, мягкий и совсем маленький, который позволял делать совсем короткий замах, когда Саша будет совсем рядом с ней. Подошел к кровати вплотную, очень нежно погладил ее по горящей и ноющей от порки попке, наклонился, чтобы поцеловать долгим-долгим, сладким и упоительным поцелуем, скользнул пальцами между ног, где Марина, конечно, была совсем мокрая.