Но все же пора выйти к людям и купить еды в дальнейшую дорогу. Решила сделать это тайком, не привлекая внимания. В первом же селении, встретившемся мне на пути после того, как закончились последние крохи в котомке, я постучалась в стоящий в отдалении от других, более благополучных строений, старенький домик с покосившимся забором.
— Кого там нелегкая принесла на ночь глядя? — спросил старческий голос из-за двери.
— Пусть благословит Неумолимая ваш дом, хозяйка, — тихо ответила я. — Путник я. Не продадите немного еды?
— Экий ты смешной, путник, — дребезжаще рассмеялась сгорбленная старуха, открывшая мне дверь. — Была бы у меня самой еда, и то б не продала.
— А может, вы подскажете, кто смог бы продать мне немного хлеба и сыра?
— Да на порог тебя никто не пустит, милок, — окинув изучающим взором, она скрюченными пальцами ухватила меня за рукав и втащила через порог. — Ночь плохое время. Никто с тобой и говорить не станет, собак только спустят.
— И что же мне делать? — понурилась я.
— Пару морковок я тебе дам, спать можешь лечь вон в том углу, — ткнула она куда-то в темноту. — А поутру уж и поговорим.
— А вы... не боитесь меня пускать, хозяйка? — растерянно спросила я.
Странно всё же. Пусть вид у меня безобидный — худой мальчишка лет четырнадцати на вид, с довольно симпатичной рожицей, лохматыми темными волосами и карими глазами вместо моих голубых, но все-таки...
— Да это ты, малец, меня бояться должен, — рассыпался горохом ее сухой смех. — У меня-то брать нечего, ни вещей, ни мебели нормальных нет, дом разваливается, да и годы мои — не твоим чета. Я уже одной ногой на пороге владений Неумолимой. Так что ложись спать, сирота. Утро вечера мудренее.
— Но я... Откуда вы?..
— Были б у тебя родители, не позволили бы малолетке шататься одному по ночам в чужих землях.
Поняв, что ничего не понимаю, и боясь сказать лишнее, я молча поклонилась доброй женщине так, как это принято у селян. Она хмыкнула чему-то своему, выудила откуда-то две дряблые морковки и сунула их мне в руки.
— Мытые.
И ничего больше не добавив, отвернулась и поковыляла в сторону печки.
— Звать тебя как, путник? — донесся из темноты вопрос.
— Рэм.
— Стало быть, из благородных... — сделала она свой вывод. — Жуй быстрее, Рэм, да ложись в углу спать. Ночь — время Неумолимой, не будем ее гневить.