— Будто уснула красавица наша. Кажется, вот-вот глазки откроет и рассмеётся, как подшутила надо всеми, — поделилась с более молодой служанкой, помогавшей ей в хозяйской опочивальне.
— Всякому своя судьба уготована, — придирчиво осматривая результаты их труда, та лишь вздохнула. — Кому молодой к праотцам отправляться, а кому век в старых девах куковать. И не знаю, что хуже. По мне так уж второе.
— Подумаешь, двадцатый годок тебе, — отмахнулась Дороти. — Госпоже, вон, тоже восемнадцать исполнилось, давно пора было отцу о женихе подумать. Гладишь, была бы замужем, и не случилось горя такого. Да чего уж теперь...
— Вот и я говорю. Жила под крылом родительским, горя не зная, всегда сытая и довольная, да и померла легко. Прям, завидно. Идём, завтра попрощаешься, хватит слёзы-то лить, не родная ж она тебе.
— Злая ты, потому и не толпятся вокруг женихи! Иди, коли надобно, а я до утра с госпожой останусь. Молитвы читать буду, чтобы легче душа путь к вечному покою нашла.
Ночь опустилась быстро благодаря тучам, что вечером заволокли небо, скрыв дневное светило до времени. Сумрак окутал комнату, делая тени длиннее и гуще, но горничная без страха сидела рядом с телом госпожи, вознося молитвы. И лишь под утро, когда грань между явью и сном становится слишком зыбка, дрёма одолела женщину. Проснулась она от того, что будто услышала вновь голос своей хозяйки, который звал и просил воды подать. Очнулась, испуганно перекрестившись, но чело госпожи по-прежнему было бледно и безмятежно, как и накануне. Перед самым восходом вновь почудилось, будто вздохнула Беллатрис, но более юная грудь не вздымалась, и продолжила молиться служанка, пересев ближе к двери, чтобы не смущать разум видениями.
С самого утра зарядил дождь, и прощаться с соседкой явились не многие из окрестных имений, огорчившись тому чрезмерно. Поводов продемонстрировать себя и наряды, пошитые в соответствии с давно устаревшими, но всё ж привезёнными из столицы образцами, имелось не так уж много. Свадьбы случались реже похорон, потому и на столь мрачные мероприятия дамы принаряжались, желая поразить соседей и привлечь в дом женихов, которых в округе можно было по пальцам сосчитать. И один из них, статный, таинственный, даром, что с пугающей, но весьма привлекательной для молодых девиц, репутацией явился на погост раньше других.