— У тебя, парень, две дороги. Обе из них закончатся троном, но, как ты на него сядешь – зависит от тебя. Либо ты разбудишь свой Ледяной дар немедленно, либо мы все сейчас просто тратим время, и нам лучше отправиться во дворец, чтобы как следует нажраться, когда сюда явятся аскуры.
Говоривший был без камзола, и Кайл не смог определить его ранг и статус, но судя по тому, как все затыкались, когда одноглазый открывал рот, он был одним из двух генералов, возглавлявших эрдженскую армию.
Кайл понимал, что от него хотели невозможного, потому что и сам уже давно не верил в свой дар, однако, когда ему дали коня и сказали, что это последний шанс спасти себя и страну, не стал противиться. Чувство патриотизма Кайлу было незнакомо. Он уже давно приметил, что долгие годы муштры вырабатывали в выпускниках Академии два крайне противоположных результата. Одни становились бездумными орудиями в руках военной машины, другие стремились скорее избавиться от всего, что напоминало обучение. Кайл относился к последним. Аскуры были врагами, которых он никогда не видел, они захватывали земли, на которых он никогда не бывал, они превращали новые территории в колонии с режимом, отличие которого от существующего в Аурелии Кайл не замечал.
Дальше случился хаос. Кайла оставили на холме, с которого было отлично видно, как аскурская армия огненной лавой втекает в эрдженскую долину. Одноглазый оставался с Кайлом до последнего.
— Либо твой дар проявится сейчас, либо никогда, — повторил он и скрылся в надвигающейся метели. Вьюгу разыграли эрдженские колдуны, которые умели усиливать погодные явления. Снежный буран ожидался давно, но нагрянул он в самый подходящий момент.
Кайл помнил, как спешился с коня, провалился по колено в снег, зачерпнул пригоршню колючей, но такой приятной эрдженам ледяной массы, и потер ею лицо. Взглянул на аскуров, представил, как эта армия втекает лавой в столицу, к беззащитным домам жителей. У Кайла своего дома никогда не было, но именно эта мысль – о том, как прекрасно, когда есть родные стены, вдруг что-то задела в его голове. Он моргнул, пытаясь смахнуть снег с ресниц, но снежинок становилось все больше. Они залепили ему лицо, а когда Кайл закричал, проникли в рот, внутрь, наполнив его, превратив в себя.
Очнулся Кайл уже во дворце, в медицинской палате, в окружении докторов и людей в военных мундирах, которые тут же подняли его с кушетки и увлекли за собой, подобно той снежной вьюге в приграничье, ставшей переломным моментом в жизни Кайла. Хвалебные речи начались тогда же и с тех пор не заканчивались.