Таверна "Две Совы". Колдовать и охотиться - запрещается - страница 11

Шрифт
Интервал



– Второй этаж, первая комната слева. Колдовать и охотиться в таверне и рядом – запрещено. Пополнить запасы можно с полудня каждого дня и до захода солнца. Завтрак на рассвете, остальные приемы пищи по вашему желанию. Уборка каждый день, – выпалила я, подняла взгляд на мужчину и, поражаясь собственной храбрости, добавила. – Не прибейте мою фею, когда она явится к вам с метлой и свежим бельем.
Вместо ответа гость усмехнулся и, сграбастав плащ, удалился. Я слышала, как скрипнули ступени под его весом, как открылась и захлопнулась дверь в его комнату.
Я не удержала на ногах, села на пол, все еще сжимая полотенце. Испуг прошел, и теперь мелкая дрожь сотрясало тело. Что я натворила? Зачем позволила ему остаться?
Фая подлетела к бару, села на мое колено и, покрутив пальцем у виска, заботливо поинтересовалась:
– Бенька, ты сбрендила, да? Ты зачем его пустила?
– Н-не знаю…
– Что он тут делает?
– П-понятия не имею…
– А рожа почему зеленая?
Я удивленно заморгала. Зелени на загорелой коже охотника я не заметила, только аппетитные губы и озорные глаза. И волосы – короткие сбоку, а челка чуть длиннее… так и хотелось ее схватить и…
Воспитывали меня в строгости: никаких поцелуев до свадьбы, обнимашек в кустах и хихиканья на завалинках. Парочкам позволялось томно смотреть друг другу в глаза и то на расстоянии шага или через преграду в виде забора. Мне до свадьбы было как до Дальнего моря пешком: еще двум сестрам сначала мужей надо было найти. Но кавалер у меня все же был: Симка, сын плотника. Высокий, здоровый детина. Конопатый, как созревший подсолнух. Я к нему ничего не испытывала: ни влечения, ни симпатии, но и отвращения тоже не было. Потому мы считались сложившейся парой. А потом грянул городской вельможа и я сбежала. Мать, когда в условленном месте через неделю встретились, рассказала, что Симка целый день переживал. Все грозился зубы выбить моему новому ухажеру, а к вечеру передумал – другую встретил. Я не расстроилась, лишь плечами пожала и на еду накинулась.
Но четырехлетнее общение с похабными троллями, циничными гномами и красавцами эльфами сделали свое дело: я узнала (спасибо, что в теории) о любовных утехах все, что можно и нельзя. Но никогда и ни к кому я еще не испытывала таких чувств, как к кареглазому охотнику. От одного только взгляда на его безупречное лицо меня кидало в жар, мысли путались, ноги подкашивались. С другой стороны, точно так же я тряслась и потела, когда мне под юбку пытался залезть городской дрыщ. Но одно отличие все же имелось: охотника огреть скалкой по голове у меня желания не было.