***
Я рано потеряла маму. Мне едва исполнилось семь, когда она слегла от тяжелой болезни, которую ни один лекарь не смог унять. И сколько бы я ни проливала слез, сколько бы желаний ни загадывала у золотой ярмарочной птицы и сколько бы монеток ни носила в шатер гадалки, – маму было уже не вернуть.
Отец едва справлялся. Купеческое его крепкое дело требовало много сил и внимания: постоянные разъезды, торговые соглашения, долгие далекие ярмарки. И я семилеткой осталась расти как трын-трава. Убегала от незаботливых нянек, шастала с городскими мальчишками по улицам, читала все книги подряд, дралась, получала нагоняи за шалости, врала и егозила.
Но когда мне пошел тринадцатый год, отец снова женился. Он считал, что дому нужна хозяйка, а мне – мать, которая смогла бы удержать меня в узде.
И, в общем-то, на этом вольная жизнь моя закончилась. Мачеха вошла в дом, как злая королева. Осмотрела свои новые владения и заодно новую обузу на шее – падчерицу-подростка. Окатила надменным взглядом, словно ледяной водой. И я сразу поняла – добра не жди.
Вместе с собой мачеха привела в дом дочку-ехидну – Эолу. Противную и блистательную королевну. Мы оказались одногодками, даже имена наши начинались на одну букву. Эола и Эрти. Казалось бы, что может быть милее… Но на этом наше сходство заканчивалось. С первого дня, как Эола появилась в доме, она, не переставая, похвалялась передо мной своей красотой. Высоким ростом, белой кожей, голубыми ясными глазами и золотыми волосами. Колола меня и жалила беспощадно за то, что была я худой и мелкой, словно кошка. За то, что кудрявых ярко-рыжих моих волос не брал ни один гребешок. За ужасно строптивый и непокорный характер. А еще за то, что меня некому было защитить.
Мачеха со всей строгостью принялась за воспитание падчерицы. Лишала всех радостей в жизни и сваливала на меня всю домашнюю работу. А отцу говорила, что выбивается из сил, пытаясь сделать из непутевой девчонки пригожую девушку.
Он любил меня. В самом деле. Просто его никогда не бывало дома.
А два года назад, когда и отца не стало, мачеха окончательно перевела меня в прислужницы. Даже кухарку уволила. Всю работу, в том числе и самую тяжелую, я делала своими руками.
Сегодня мне семнадцать. Я повзрослела, расцвела и, кажется, стала еще рыжее. Самые добрые люди вокруг иной раз даже называли меня миленькой.