А вот у этого пациента вполне могла получиться славная мармеладка вместо мозгов – если их изначально было не очень много и процессоры очков дополненной реальности вживлены слишком глубоко.
Делать что-либо уже было поздно: капсула стремительно наполнялась голубоватым туманом, сопровождающим процесс разморозки, а температура внутри начала подниматься в тот момент, когда я открыла защитный люк, и сейчас перевалила за минус двести. Я нервно сглотнула и оттолкнулась от экрана. Теперь оставалось только ждать.
Порт приписки на сообщение о моем богатом улове отреагировал философски: выживет – значит, выживет; ресурса корабля должно хватить на двоих, и если капсула одна – я смогу с чистой совестью продолжить полёт. Если же где-то плавают другие мармеладные консервы, то мне придется болтаться на границе астероидного пояса и работать для спасателей маяком. Неудивительно, что те несколько часов, которые оставались до открытия капсулы, я провела как на иголках, бесцельно мотаясь между тренажёром и пилотским креслом, а на предупредительный писк рванулась так, что не рассчитала силу толчка и проплыла мимо спасённого.
Кажется, всё-таки спасённого. Видимых повреждений у мужчины не было, а капсула бодро рапортовала, что его единственная проблема – это пониженная температура, что, учитывая количество металла в теле, ничуть не удивляло.
– Вы меня слышите? – поинтересовалась я, зависнув над раскрывшейся капсулой.
Глаза у него оказались светло-карими и в моей истосковавшейся по сахару голове будили воспоминания о гречишном мёде. Волосы были на тон темнее, но от гастрономических ассоциаций это не спасало.
А мне ведь ещё и обычный паек из-за него урезать придется!
– Вы были один? – спросила я уже по-английски, убедившись, что сфокусировать зрение на источнике звука мужчина в состоянии, но отвечать не спешит.
На этот раз контакт прошел успешно.
– Один? – с отчётливо вопросительной интонацией просипел мужчина и сел, придерживаясь за края капсулы. Проморгался – и лишь потом, будто спохватившись, ответил: – Да, я был один.
Как и большинство людей после глубокой заморозки, он выглядел заторможенным, будто голографическая запись, воспроизведенная на девять десятых от нормальной скорости. Коротко остриженные волосы в невесомости мгновенно встали дыбом, как шерсть у перепуганного кота, и я немедленно ощутила некоторое душевное родство.