Моя старшая сестра – Иресса – управляла всем с такой легкостью и непринужденностью, словно была рождена для этого. Впрочем, она и была рождена для этого. Пока однажды просто не уехала – без объяснения причин. Так же, как поступает сейчас Фэррис.
Иресса вернулась спустя почти год отсутствия – странно тихая и молчаливая. Она сообщила мне, что ждет ребенка. Ни имени отца, ни того, где была все это время, она так не рассказала, как бы я ни пытал ее.
Последнее, что она сказала – лежа на родильном столе в луже собственной крови – имя младенца.
- Позаботься о Фэррис, Патриус, - прошептала она и закрыла глаза навеки.
Повитуха принесла мне свернутый, тихо попискивающий кулек – и я даже не мог на нее взглянуть.
Не смог взять на руки.
Тертера заботилась о младенце, она была просто на седьмом небе от счастья. Она всегда хотела дочь, а у нас было двое сыновей.
Я же ни разу за это время не подошел к кроватке. Пока однажды супругу не сразила лихорадка, и все, кто мог за ней ухаживать, были возле ее постели.
Я не хотел – просто не мог подойти к младенцу, временно оставшемуся без присмотра. Я слишком сильно любил сестру. Я не то, чтобы винил в ее смерти ребенка – но даже взглянуть на нее не хватало сил.
Хотя нет – я винил во всем Фэррис. Даже в том, что заболела жена. Так было легче перенести боль – обвинить кого-то.
- Ваша Светлость, малышку нужно покормить, - наша кухарка вручила мне бутылочку с молоком и поспешила к Тертере. Ей становилось все хуже, лихорадка сжигала ее изнутри.
Я не спал уже несколько суток – в переживаниях за супругу. Когнат и Фратер постоянно плакали, и тоже требовали к себе внимания.
Фэррис же, напротив, вела себя очень тихо – лишь что-то угукала и кряхтела, как старая бабка. Она словно понимала – сейчас всем не до нее. Несмотря на то, что к ней никто не подходил уже примерно полдня. Но новорожденного младенца нужно кормить каждые несколько часов, и мне все же пришлось взять себя в руки.
Я подошел к кроватке, намереваясь быстро покончить с неприятным делом и вернуться к своей семье. Из люльки на меня посмотрели огромные изумрудно-зеленые глаза. Очень серьезно посмотрели.
Словно все понимали.
Я взял ее на руки, и больше не смог отпустить. Если в мире и существует любовь с первого взгляда – это была именно она.
Я помнил, как взял на руки первенца. И как впервые взял второго сына. Но такого не испытывал никогда прежде. Возможно, моя нерастраченная любовь к покойной сестре вылилась в эту слепую, щенячью преданность – но Фэррис полюбил так, как не любил родных детей.