Ройс ответил единственным, оставшимся доступным для него способом и смачно плюнул на начищенные до блеска сапоги испанского капитана. Тот побелел от нанесенного оскорбления.
— Привязать его!
С Ройса после недолгой борьбы сорвали рубашку, а после намертво прикрутили к грот-мачте. Поигрывая кнутом, испанец шагнул к пленнику:
— Я заставлю тебя слизать плевок с моих сапог. Ты еще будешь умолять меня позволить сделать это.
Но Ройс только усмехнулся, и плеть со свистом опустилась на его обнаженную спину. На двадцатом ударе он, и без того измученный, потерял сознание. Раздосадованный испанец велел окатить его морской водой и оставить под обжигающими лучами солнца.
Ройс не окончил в этот день свои счеты с жизнью, как ни странно, благодаря Святой инквизиции. Вечером к мачте, у которой, поддерживаемое веревками, висело тело пирата, подошел тощий тип в рясе служителя культа. Он за волосы приподнял голову пленника, поцокал языком и, разжав пальцы так, что лоб Ройса с глухим стуком ударился о дерево мачты, отправился к капитану «Ройал Дачес».
— Сеньор Муньес, — вкрадчиво заговорил прелат, — вы обещали этого пирата Святой инквизиции, я правильно понял?
— Да, вы не ошиблись.
— Стало быть, он принадлежит церкви?
— Не пойму, куда вы клоните, отец Хуан.
— Вы так отделали его, мой дорогой сеньор, что, боюсь, молодчик не доживет до костра, — уже без околичностей заявил священник.
Так и получилось, что на пристань в Кюрасао Черного Ройса выгрузили израненным, мучимым лихорадкой, но живым. Закованного в кандалы, его провели по улицам городка, втащили в здание комендатуры и швырнули в камеру. Следом вошли дон Муньес и комендант дон Эстебан де Пуэбло.
— Славная добыча, капитан! — заговорил последний. — Поздравляю! Ну что, проклятый пират, теперь твои часы сочтены!
— Да, это большая доблесть захватить безоружного человека на пороге его дома, — хрипло выговорил Ройс на чистейшем кастильском наречии. — Будет чем похвастаться перед внуками, если они у вас будут, дон Муньес! — И новый плевок смачно шмякнулся на сапог испанца.
Жестокий удар повалил Ройса на спину, но и после этого презрительная улыбка не покинула его лицо. Минуло три дня. Пленника не трогали. Наоборот, расковали и неплохо накормили.
— Как на убой, — хохотал конвойный, подсовывая еду в специальное отверстие в двери.