— С каких пор хорошее воспитание стало проблемой? — все-таки не удержалась я от нового вопроса.
— Оно становится таковым с тех самых пор, когда начинает мешать отстаивать собственные интересы, — сказал Тегрей. — Вспомнить хотя бы закончившееся расследование… Да-да, и не надо так хмуриться. Вижу, что ты уже поняла, куда я клоню. Как бы поступила та же Джессика, если бы я начал требовать у Томаса поцеловать ее? Ну или приказал бы раздеваться, как в том борделе? Неужели бы вжималась в кресло и тихонько краснела, умирая от смущения, как ты? Нет, моя драгоценная Альберта. Джессика знала себе цену. Сначала она бы влепила пощечину мне. А потом бы располосовала Томасу лицо. И плевать ей было бы на мое происхождение и великую цель, стоявшую перед нами. Если бы она согласилась на подобное — то только после долгих уговоров и обещания хороших отступных. А ты даже не заикнулась о том, что, по-хорошему, вообще-то надо как-нибудь компенсировать тебе все неприятности, выпавшие на твою долю в ходе расследования. Более того, я уверен, даже не задумалась об этом.
— Задумалась, — возразила я. — Но…
Замолчала, не в силах сформулировать мысль.
— Но тебе было стыдно первой начать об этом разговор, — догадливо завершил за меня Тегрей. — Ты надеялась, что король пришлет тебе приглашение и самолично признает все твои заслуги. Но когда этого не произошло, ты тут же смиренно поджала лапки и решила — ну ладно, обойдусь как-нибудь.
Я опустила глаза, покрепче сжав бокал. Тегрей говорил серьезно, без своей обычной язвительности. Но от этого почему-то было еще более не по себе. Как будто меня распекает строгий родитель, заставший на месте шалости.
— И вот опять ты делаешь так же, — спокойно произнес Тегрей. — Тебе не нравятся мои слова. Но вместо того, чтобы рявкнуть на меня и посоветовать не лезть не в свое дело — ты растерянно хлопаешь ресницами и покорно ждешь, когда я закончу.
— Как будто ты послушаешься, если я так скажу, — буркнула я.
— Ох, Альберта, Альберта! — Тегрей укоризненно зацокал языком. — Робкий маленький мышонок. Мне придется весьма потрудиться, чтобы разбудить твой нрав. Но да ладно. Чем тяжелее задача — тем слаще победа.
Я удивленно вскинула на герцога взгляд. О чем это он говорит? Как именно он собрался будить мой нрав?
— Вернемся к нашим баранам, — проговорил он, вновь слабо улыбнувшись. — То бишь, к Томасу. Итак, характер у него скверный. Он постоянно срывается на окружающих, и больше всего достается тем, кто волею судьбы вынужден чаще всего с ним разговаривать. А как мы только что выяснили, ты ему отпор дать не можешь, даже если он переходит всяческие рамки приличий. — Неожиданно сказал, прежде отхлебнув вина: — Вообще, стоит сказать, твоя связь с женатым мужчиной сослужила тебе чрезвычайно дурную службу.