— А что это у тебя во дворе менты караулят?
— Поймали кого-то…
— Нас ловят?
— Ой, посмотри, пожалуйста, горят ли задние фонари? Вчера заменил вроде.
— Горят — не горят — горят…
Субарочку. Моя…
— Закрывай дверь, там крыса!
Закрыла. На крысу среагировала, хоть и не поверила. Не хотелось ехать, тянула время.
— Пошутил про крысу?
— Как же, если бы. Четыре бежали вокруг машины. Брр. Хорошо, что она не видела.
— Надо было открыть окно и сказать гайцам: «Ничего, ребята, всё в порядке, вы нам не мешаете!»
— А ещё попросить взглянуть, горят ли задние фонари!
ГЛАВА 2. СУБАРУ В ЛЮБВИ
Субару летала в эти белые ночи, — носилась, как влюбленная восемнадцатилетняя девчонка. Следовало бы притормаживать немного. Но разве есть силы на это? Желание? Странно, что во всём этом она ещё ухитрялась как-то поддерживать быт, посещать необходимые мероприятия; на деловых встречах не хихикать, если предлагали чай или кофе. Слушая лекцию о биржевом маркетинге, — не закатить внезапно глаза к небу, улыбаясь и напевая на мотив Хлебниковой: «Какао-какао, ко-ко-ко-ко!» — «Субару-ру-ру-ру», а после резко перейти на отрывистого раннего Цоя, отбивая ритм ногой:
Мы вышли из субару,
Мы вышли из субару, Ты хочешь там остаться,
Но сон твой нарушен!
Как не любить субару, — что бы там ни было, — если она сидит в ней спереди, как «белый человек», — а не теснится в углу, на заднем, заваленная «ребенкиными» игрушками и книжками. И их только двое. И они слушают саксофон. «Шербургские зонтики», французский шансон, музыку из ужасного фильма «Эммануэль». Фильм ужасен, музыка — более чем прекрасна. Бывает…
— Привет тебе!
Лиля медленно (в темноте она почти не ориентировалась, даже в таком знакомом помещении) и молча (обиделась и устала), — прошла к шкафчику, включила свет в подсобке, с раздражением повесила на плечики куртку и кардиган. Погода стояла непонятная: жарило солнце, но северный ветер пронизывал до костей, — притом все это одновременно. В июне-то! Ветровка не хотела выворачиваться как надо, соскальзывала с вешалки. Чертыхаясь про себя, наконец, закончила с вредной одеждой, включила чайник. В его чашке — остатки кофе, в её — чайный пакет и остатки чая. Кто-то была здесь? Нет, — это его манера заваривать половинку пакета. Взяла третью, чистую. Налила чай, села на диван.