(«Ну уж это — не мое!» — «Ну да, это еще моё, с юности», — улыбалась мама.) Раритетные джинсы-бананы с узкой талией, из качественной ткани, но бананы… ужас. Всё пойдёт в гуманитарку. Но среди вещей нашлась жемчужина. Юбка, в которой она гуляла там! По Их студенчеству, в четырнадцать своих лет. Она принадлежала сестре, затем была отдана ей, да так и осталась. У юбки был слишком чёткий регламент талии — прямо как у платьев Скарлетт о’Хара: семнадцать дюймов, а восемнадцать — уже никак! Видимо, и забросили её из-за восемнадцатого дюйма… А ей казалось, что этой юбки давно нет на свете, — то есть, давно сдана в гуманитарку. А она ждала ее! Серая плащевка ниже колен, расклешенная, спереди вся на пуговках (сногсшибательный и элегантный, запахнутый разрез), да еще сложная застежка на поясе… семнадцатидюймовом. Эффект был не меньше, чем от знаменитого платья Мэрилин. Застегнув на себе Память, Лиля тихо взвыла от восторга и воспоминаний. В этой юбке она впервые целовалась. Не важно, с кем. Важно, что там и тогда…
Не торопилась. Но нервничала: «Опять от меня уходит последняя электричка.» Еще полчаса, — и даже троллейбус догнать будет сложно. А субару нет. Совсем как-то нет, неприятно нет, словно и не должно ее тут быть сегодня. Не нервничаем. Как там Маша в мультике: «Набираем номерок… набираем номерок… что за фигня? — Мишка, где ты?? Тут волки!!!» Она позвонила второй раз до упора — без толку. Да как же? Не мог же он вот так, да еще и не отвечать! Уж сказал бы, что не может, и всё! Что делать? Ждать? Когда он даже не сказал в трубку: «Еду»? А троллейбус уйдёт! Но она… не пойдет на троллейбус. У нее нет моральных сил. Уйти сейчас — признать поражение, и свою глупость, и дома выглядеть идиоткой. Она не знает, что делать. Но не уходит. Мог телефон забыть, разве что. Странно, что еще не пришла в голову другая мысль — в новостях каждый день показывают столько аварий. Хорошо, что не пришла. Была бы дома — могла бы позвонить с другого номера. Здесь же… разве что, ох… Это как: «В крайнем случае — выдерните шнур, выдавите стекло». Стыдно, отчаянно, но что делать то?
Рита сняла трубку сразу. (Лиля ненавидела себя, сама терпеть не могла таких звонков, — незнакомых, поздним вечером, да еще требующих информации про твоих родных).
— Рита, здравствуйте! Извините ради Бога, вы не знаете, где Максим? (как ни старалась, не сумела ни отчество добавить, ни выдавить: «Где папа?») Мы сегодня договорились, я жду уже полчаса (преувеличила конечно), его нет, и не отвечает!