— А вы кто? — (Естественно, — она же не назвалась. Автоматически казалось, — раз они часто Риту вспоминают, — то и она будто бы ее помнить должна, и номер загнать в память).
Через минуту уже психовала, перезвонит ли Рита. Шагала взад-вперед: шаг к дому, шаг к остановке. Рита перезвонила, каким-то не своим, реально встревоженным голосом:
— Вы знаете, я тоже не могу до него дозвониться. Не знаю, что и думать…
— Спасибо. Извините. Пойду тогда.
Ну, всё. Все нити оборваны. Надо уходить. Но не шли ноги оттуда, не шли! Зачем-то она вновь достала телефон. Ах, да! — хотела исправить в номере Риты восьмерку на плюс семь. Это самое важное дело сейчас, конечно. И увидела субару. Собиралась закурить. Не спешила двигаться куда-либо. Увиденное еще никак не отразилось в клетках мозга, — не успокоило, не пожелало идти к нему. Мозг продолжал шоково тупить, и подавал сигналы лишь продолжать стоять на месте.
Максим выскочил из машины, махнул рукой ей, — мол, что ты стоишь, пошли. Она ещё не вышла из оцепенения. Не двинулась. Он ждал.
— Телефон где? — крикнула она.
— Здесь. На ходу нельзя разговаривать.
— Да что ты?! Типа раньше не говорил на ходу?
— На большой скорости нельзя… Пошли, времени же мало совсем.
Она всё стояла, как приросла. Кажется, размахивала руками, и открывала рот в беззвучных возмущениях — слов, выражавших её эмоции, не было.
Пошла за ним. Машинально, как телок на привязи, как потерявшийся ребёнок, увидевший маму. Звонок раздался уже в помещении. «Да, да, всё в порядке. Да, встретил, успел, да.»
Рита. Беспокоилась, значит, ещё раз позвонила. В другое время ей стало бы ужасно стыдно, сказала бы что-то. Боялась бы, что он скажет. Но он так спешил, а она не вышла из шока — не до разговоров о Рите.
Зайти, сесть в кресло, — было для неё сродни тонущему, поднятому на борт шлюпки в последний безнадежный момент. Увидеть его, приехавшего к ней. Пусть, что хочет, думает, — но в этот час он здесь, для неё! Должен был трубку снять, лучше бы остановился, приехал позже, но ответил! В то же время… Ждала она минут двадцать, просто они показались вечностью, а ведь он говорил, что приедет значительно позже девяти. Почему она так испугалась, что его нет? Вообще нет нигде. Даже не умер. Просто нет, словно его не существовало. Хотелось всхлипывать, но нельзя показать. Надо сидеть и терпеть, долго, потому что работы сегодня много. Действительно много, долго и противно. Не для одиннадцати ночи такая работа. Иногда он морщился и держался за левую половину грудной клетки: