Не знаю уж, чем был занят отец с главным храмовником, но из храма он вышел смурной и совсем без настроения. Он хмуро взглянул на девчонку, на ее лохмотья. Она же гордо выпрямилась под его строгим взглядом, и я зауважала ее еще сильнее.
– Лорелла, зачем?– спросил отец.– В твоем распоряжении все слуги и фрейлины дворца. Любая герцогиня будет рада тебе прислуживать. Зачем тащить во дворец всякое отребье?
– Папа,- я закусила нижнюю губу,– пожалуйста. Можешь мне ничего больше сегодня не дарить. – И добавила тихо.– Я обещала. Слово принцессы.
Отец хмыкнул.
– Хорошо,– устало согласился он,– только с нами в карете она не поедет. Пусть добирается своим ходом.
– Но папа…
– Все. Я все сказал.
Румянец прилил к моим щекам, когда я обернулась к девчонке, и вторая волна его догнала первую, когда я по презрительно оттопыренной нижней губе поняла, что она слышала весь наш разговор.
– Тиана,– я старалась говорить радостно и беззаботно,– с сегодняшнего дня ты моя личная горничная. Жить будешь во дворце, голодать не будешь, это я тебе обещаю. Вот только…,– я замялась,– с нами в карету нельзя. Приходи своим ходом, я предупрежу охрану. Или… знаешь что?– Я обернулась к близстоящему стражнику и строго его спросила:
– Как вас зовут?
Тот опешил, раскрыл глаза и стал даже заикаться:
– Морис Денвуд, ваше высочество.
– Морис, это Тиана– моя личная горничная. Проводите ее во дворец в мои покои. Сможете?
Стражник был молодой и симпатичный, а еще подвержен умению ярко краснеть, что он нам и продемонстрировал.
– Так точно,– наконец, нашелся он, сделал шаг по направлению к Тиане, и встал возле нее с мушкетом наперевес. Со стороны смотрелось так, как будто она – преступница, а Морис охраняет ее от побега, или уже ведет на казнь. Что греха таить – смертная казнь в нашем королевстве отменена не была.