- Да почему же? Неужели вы не хотите выслушать…
- Нет! Вон отсюда, - дрожащий палец уперся в дверь.
- Но как вы можете…
- Я могу? Это вы как смеете ходить по домам и совать свои картинки?
- Мы пытаемся вас утешить! Господь не оставит тех…
- Господь? Утешение? Пусть он утешает вас! – Верна захлебнулась от внезапно нахлынувшего отчаяния. – Дура! Чертова святоша! Ученый сухарь! Старая мымра! Пошла вон!
- Миссис Чес… - всплеснула руками миссис Тук.
- И вы пойдите прочь, соседушка! – развернулась к ней Верна. – И нечего тут по моим вещам шарить! А то живо в участок сволоку, воровка!
- Я? – взвилась та. – Вот я тебе покажу «воровку»!
Но Верна, сорвавшись, кинулась на обеих женщин и едва ли не кулаками вытолкала взашей. Проповедница ретировалась первая, крича на всю улицу, что ее убивают. Миссис Тук отступала, вереща и ругаясь так, что соседи на некоторое время оставили свои споры и заботы и высунулись послушать, что там за шум и скандал.
Ужасно хотелось, как бывало, захлопнуть дверь, но той больше не было, и Верна, недолго думая, приподняла стол и прислонила его к проему. Этот порыв отнял у нее столько сил, что, едва столешница стукнулась о стену, женщина, как подкошенная, опустилась на пол. Ее душили слезы.
Мальчик был жив.
Он лежал пластом, бледный до синевы, какой-то враз похудевший, словно прошло не несколько часов, а как минимум неделя голодовки. Запавшие глаза, заострившийся нос, обветренные губы, запах изо рта, тонкие ручки-ножки и вздувающийся живот. Жуткое зрелище для дам-моралисток, которые убеждены, что от голода и нищеты можно избавиться, если вести трезвый и благочестивый образ жизни. Сэр Макбет был немного знаком с изнанкой жизни – как-никак, он чаще бывал в кварталах Уйатчепела и других городских окраин. Видел, как живут – или, вернее, пытаются существовать – те, у кого ему случалось покупать «лишних» детей. Он не питал ложных иллюзий и даже радовался – эти дети все равно были обречены. Голодная смерть, холод, несчастные случаи. А если все это их минует… что за смысл в подобном существовании. Так они хотя бы послужат на благо науки… хотя те же дамы-моралистки, узнай они про опыты, разорвут его на клочки. Или, что еще хуже, растрезвонят по всему свету о том, чем он тут занимается. Последнее еще хуже, ибо ставит под угрозу все его дело. Истинному гению не надо помогать. Истинному гению всего лишь не надо мешать.