Жена и дочь редко сопровождали купца в путешествиях по Лозарии. В этот раз их пригласили на день совершеннолетия сына градоначальника Алидвы. Варлисе шёл шестнадцатый год, и она использовала любую возможность для поиска женихов. Наследница купца, в отличие от дочери военного, не бегала по улицам с ребятами, и для знакомств ей оставались только званые вечера. Впрочем, пока её поиски не принесли успеха, все кандидаты отвергались придирчивой матушкой, желавшей иметь самого лучшего зятя.
Семью сопровождал лекарь Жинидар Виласевич, приходившийся Гораму Ремиловичу двоюродным братом. Если бы Мираль об это не сказали, она ни за что сама не догадалась. Лекарь был высоким худощавым мужчиной лет сорока пяти. Сутулым, гладко выбритым и с неизменной загадочной улыбкой на лице, присущей лучшим представителям этой профессии. Он удачно вернулся из Серкиса. Успел к концу новогодней ярмарки* и примкнул к обозу родственников. Дешевле, безопаснее, и мнительную Авилу Силеновну есть кому успокоить.
{(* Новый год в Западном Стихвелье начинается 1 марта.)}
Купчиху и её дочь обслуживала одна горничная. Купец решил сэкономить и не стал нанимать вторую, ему и так пришлось усилить охрану и взять трёх кучеров.
Юркая и расторопная девушка исполняла все прихоти хозяек и готовила, когда обоз останавливался вдали от поселений. Охранники помогали ей: приносили и кололи дрова, сноровисто чистили овощи. Мираль отметила, что отец не врал, вспоминая свои дежурства на кухне. Дома в это верилось с трудом, девушка ни разу не видела его готовящим, но аккуратная овощная стружка говорила сама за себя. Мираль так искусно чистить не умела.
На ночлег встали в поздних сумерках, когда темнота обступила со всех сторон. На повозках и по краям поляны поставили магические лампы. Одну временно выдали Мираль. Девушка закрепила её над окном - в щель между дверцей и косяком вставила распорку. Та свободно вошла до упора и со щелчком раскрылась, плотно закрепив лампу. Огонь за стеклом от манипуляций даже не шелохнулся, будто горел не в воздухе, а в камне.
Мираль провела пальцем сверху вниз по металлическому ребру и чётко произнесла:
- Ярче.
Пламя разгорелось сильнее, света хватило, чтобы осветить повозку изнутри.
Девушка взяла посуду с одеялом и отцепила гитару. Выбралась наружу и раскрыла постель. Её край с грохотом опустился на сундук, а выступы чётко встали в пазы. Места внутри резко убавилось. Вспомнились полати в избе, где им с наставником однажды довелось переночевать. Как в норе: ни сесть, ни развернуться. Нет, тогда было хуже, здесь-то сесть можно, просто непривычно. Первый ночлег в повозке.