(Мозг вообще стал страшно тупить, забывать события и дела; раньше она все держала под контролем; всё было записано и на календаре, и в блокноте, и — основное — в самой голове. Теперь же: «Недостаточно места в памяти. Удалите ненужные файлы.» Файлы удалялись сами собой, как старые эсэмэски. Какой смысл записывать дела, если забываешь, где и что записала?)
— Дай, массаж тебе сделаю. Хоть что-то ещё могу. Пока живы…
Замурлыкала, застонала. Да всё отдать за этот миг! Пусть и не так, как хотелось бы в идеале. Без слова «любимая», без поцелуев. Но всё же какие-то слова, которых она давно уже не ждала. Означающих всего лишь, что она живая, а не кукла, что у него есть какое-то отношение к ней вообще… Серьезные слова.
Но она продолжала говорить. Медленно теперь, конечно…
— А Марта ведь с твоего курса? Это Хайнц и Томас моложе?
— Да, была. Потом она болела и академку брала. А на первом курсе я с ней рядом сидел. Мы не так часто пересекались, у Кати твоей был свой круг общения. Раза два, может, вместе гуляли. Кажется, когда знакомиться приходили.
— Да, и по фотографиям, похоже, что это была одна и та же вечеринка — все в одной и той же одежде. И две подряд — с подписью «Макс ищет свою сигарету», «Макс всё ещё ищет свою сигарету», — все сидят, а твои ноги из-под кровати торчат!
— Я не часто у них был. Тогда, помню, Марта испекла шоколадный пудинг, мне не понравился. — Усмехнулся. — И свечи она эти зажигала, пахнущие. Я их тоже не любил!
— Арабские ароматические? У меня до сих пор парочка валяется. Честно говоря, запах жуткий. Зато напоминает то время.
— Как твоя сестра умудрилась меня снять, а я и не заметил…
— Просто вы пьяные были, вот и всё! Но тот портрет — исключительный, конечно. О, если бы не он! — чуть не выпалила: «Я бы и не влюбилась. Вообще бы не посмотрела.», — хм, это явно лишнее во всех смыслах… — Да ну, ты там, наверное, просто вышел хорошо. Не мог ты таким быть всегда!
— Да вообще фотошоп! — засмеялся.
Массаж давно уже перетек в другие действия, но все казалось настолько не важным, кроме того, что они близки и смеются, а он сказал что-то нежное и серьёзное, с его-то немногословностью в этих вещах. Она выдохлась, встала, повлекла его к дивану, лаская, но он обнял вновь, не торопясь закончить всё побыстрее… Наверное, больше двух часов прошло. Уже одиннадцать почти, а пришла она в семь.