Штольский медлил, поэтому Лев тоже не двигался с места.
— Ну, мне надо с кем-то вменяемым из вашего класса поговорить… — в голосе Тимофеева появились тёплые оттенки, но он смотрел с надеждой исключительно на Льва.
Потом он посмотрел сурово на Штольского, как бы раздумывая, взял его своей мощной рукой за одежду на груди и втащил в дом. Лёва удивлённо проследовал за телом Штольского. Но тот, хоть и оказался внутри квартиры, будучи приглашённым таким странным способом, оставался каким-то замороженным.
Тимофеев вздохнул над ним и сказал примирительно с надеждой в голосе: — Я пельмени варю, могу и на вас добавить…
— Годится, — кивнул Штольский и обратился к Лёве: — Ты как? Не торопишься? — и когда Лев махнул головой, стал раздеваться.
Они прошли на кухню, где Тимофеев закидывал пельмени в кастрюлю. Штольский сел к столу, вытянувшись, как будто ему всадили в спину кол. Потом вскочил:
— Надо руки вымыть, — сказал он и ушёл в ванную комнату.
Тимофеев подсел ко Льву поближе и тихо спросил:
— Он вообще как? Поговорить с ним хоть иногда можно? — он просверлил Лёву серым взглядом.
Лев удивился:
— Да в нашей школе только с Генкой и можно поговорить! — он присмотрелся к Тимофееву и на всякий случай добавил: — Ну, и с тобой…
Тот вздохнул:
— Ну, не знаю… Почему у меня всегда такое ощущение, когда с ним говорю, что один из нас идиот?
Лев сдержал улыбку, пока Тимофеев отвернулся к пельменям.
— Да нормальный он! Я не знаю… почему у вас так…
— Я ж ему Ксюшу простил?.. — снова сверлил глазами Тимофеев.
Лев неуверенно кивнул.
— Я ему сестру прям в руки отдал…
Лев снова кивнул.
— А чего он?.. — поднял брови Тимофеев.
— А что?..
— Я не знаю… Он нормальный? С Анькой в комнате закроются, слышу – он ей из учебников декламирует… громко… Ладно, она теперь учится хорошо, но это так, для матери с отцом. А я понять хочу… — он остановился.
— Что?.. — Лев пожал одним плечом, удивляясь.
Тимофеев перешёл на шёпот:
— Анька – в порядке, ты согласен? — он многозначительно посмотрел на Лёву.