— Примешь от меня самое важное! Теперь вижу и знаю. Проклятый лед дает силу! Чуешь его магию, девочка? Нет? И не надо тебе. Еще рано! Проклятым — проклятое. Чистым — чистое.
— Бабушка!
— Не бойся! Передам все, что знаю, все, что смогу! Только дождись. Ты должна выдержать, поняла?! Должна справиться с ним. Если станет совсем тяжело — приезжай сюда, ко мне! Помогу. Дорога будет сложной и долгой, но он должен узнать тебя! Принять, Рена! И ты должна. Слушать и слышать. Узнавать и доверяться. Во всем! Всегда! Очень сложно, девочка. Больно и горько! Но если ты справишься, если вы оба справитесь — я отдам, слышишь? Многое знаю, многое храню. Научу и направлю. Только сумей взять!
Лунан выжег последний знак, медленно выдохнул и поднялся. Хотелось схватить мать в охапку, засунуть в коляску, или на чем там ее сюда принесло, и отправить обратно в ее флигель. А может, и вовсе — заколотить ее там, как заколотил башню Чайки. Толстыми досками. Навсегда. Но хотелось как-то вяло. Быть проклятьем собственной матери, когда тебе почти сорок и ты, если будет на то милость богов, скоро сам станешь дедом, уже не больно. Больно расти с этим знанием, больно ребенком просыпаться от очередного кошмара и звать маму, которая никогда не придет. Больно хоронить самого дорогого человека и не получить ни слова утешения от единственной родной женщины. Больно видеть, как слова безумной старухи причиняют боль твоим детям!
— Хватит! — резко сказал Лунан. — Ты устала. Тебе пора возвращаться.
— Ты никогда не понимал! — воскликнула мать. — Не мог понять! Судьба давала тебе шанс за шансом. Но ты не смог ничего! Даже спасти любимую женщину! Твою единственную надежду!
— Бабушка! Не надо! — Рена все-таки обхватила ее за плечи. — Пойдем домой. Здесь холодно.
— Ты — дар, которого он не заслужил, — вздохнула мать, ласково погладила ее по щеке и снова посмотрела на Лунана в упор. — Я не впустила тебя, потому что злилась. Думала, ты решил купить дочерью свою свободу. И возвращение в столицу своей глупой курице-жене. Тогда я прокляла бы тебя всерьез! Но на этот раз… — она вздохнула, — на этот раз ты дал мне надежду. Снова дал надежду, почти через два десятка лет! И слава всем богам, что теперь у тебя не будет возможности все испортить! Тот… — она прикрыла глаза, будто вглядываясь во что-то, ведомое только ей. — Тоже не без греха и не без изъяна. Но я буду молиться, чтобы у него получилось лучше, чем у тебя!