— Бежать надо! — заговорила она наконец. — Бежать отсюда! Ночью он придёт… придёт…
— Кто придёт? — удивилась Тала, думая, что речь о каких-то глупых человеческих суевериях.
— Зимний король… — едва слышный шёпот, словно именование это может призвать его, и тот появится немедленно. — Для него меня здесь привязали… Говорят, если найдёт себе жену — умилостивится, и морозы отступят.
— Так вот что… — задумчиво протянула Тала.
Может, люди и верят в разные глупости, как она не раз слышала, но в то, что есть Зимний мир, из которого приходит Зимний король, верили и росомахи, и другие оборотни северных краёв.
— В жёны, говорят, возьмёт! — горько всхлипнула девушка. — Да только и сами в это не верят!
Тала тряхнула головой.
— Зачем же тогда оставили тебя здесь?
— В жертву ему! Неужели не понимаешь?! Зимний король — злой жестокий старик, придёт… заморозит насмерть, а может, и похуже что сделает… Говорят, после этого он сменит гнев на милость… Только не хочу… не хочу я! Почему я должна умирать?! Я не хочу! — она вцепилась в плечи Талы, а взгляд уже полнился не только страхом — почти безумием.
— Да не может того быть… Не может он таким быть! — возразила Тала.
— Отчего ж тогда гневается он на нас?
— Не знаю, — вздохнула Тала. — Может, он и вовсе не знает, каково людям… Тихо-тихо, не плачь, никто тебя не заморозит, давай, отведу тебя… — Тала осеклась — куда вести её, если родные, может быть, сами отдали девицу в жертву? Или её увели насильно, против воли семьи? — Скажи хоть, как зовут тебя. Я — Тала. Из клана росомах.
— Мне домой дороги нет… Инга меня зовут. Всем посёлком меня собирали, чтобы его, жестокого, умилостивить. Теперь отцу вовек не расплатиться, если сбегу отсюда, домой вернусь. Если другой жертвы не будет… — на этих словах взгляды двух девушек, таких разных, схожих лишь своей юностью, встретились и несколько долгих мгновений они молчали.
Каждая думала по-своему и о своём, но в то же время — об одном были их мысли: о Зимнем короле и жестокой стуже, о жестокости людей и о мучениях и лишениях, о жертве и о молодости, о жизни, что только началась и казалась бесконечно долгой, расстилающейся впереди — радостной ли, печальной, одинокой, счастливой, но желанной и такой… своей, с которой и мысли не было расставаться. Казалось, что будет она всегда, как небо над головой, и дойти до её края немыслимо, как до линии горизонта, что всегда убегает в даль, сколько ни пройдёшь.