– Но можно же хотя бы не ненавидеть, – вырвалось у неё, когда она с трудом напяливала ещё влажный от крови и пота мундир на голое тело.
– Я не ненавижу, – сказал лекарь так холодно, что Стана и правда едва не заледенела. – Помощь оказана. Убирайся.
– Подожди. Это всё? У меня очень болит и кружится голова, отдаёт в челюсть. И тошнит.
– Пройдёт, – равнодушно ответил Ясин. – Отлежишься, отоспишься и завтра будешь годна к дальнейшей службе. Можешь завтра показаться фельдшеру. Следующий!
Стана, с трудом нагнувшись, подхватила остатки рубашки и полушубок, потом вышла. Её покачивало. Укусы жруна не болели – Ясин прошёлся магией и наверняка там всё было довольно сносно. Но отчего же ей было так плохо?
Это, наверно, от его ненависти. Оттого, что Ясин Дайчин вот уже почти год считал, что Стана виновата в гибели его младшего брата. Он бы наверняка хотел, чтобы умерла она, а не Петар.
Стана еле добралась до дома. Это было старое деревянное строение в три этажа, чуть лучше обычной казармы. Тут селились, когда не было надобности ночевать в казармах. Жили в комнатах с общей кухней и туалетом на этаже. Отопительные печи едва справлялись со своей задачей, трубы в комнате были едва теплые, а Стану здорово знобило, и она, едва переодевшись, тут же забралась под два одеяла. Может, и правда стоило бы умереть? Тогда Ясин был бы по крайней мере доволен, а она бы не видела на его худом бледном лице брезгливого презрения к себе. И этот взгляд, это выражение было так трудно терпеть, что Стана, суровая, сильная Стана, редница из форта на краю зимы, расплакалась.
ГЛАВА 2. Ясин
Ясин Дайчин убедился, что поток покусанных иссяк, и вытер руки мокрой тряпкой. Он устал и иссяк ещё на втором раненом. Это был редник Лехчев, уже не слишком молодой человек – пора уж таких переводить на более простую службу! Обескровленный соснем, мужчина едва не отдал концы. Не совсем удачное восстановление привело в раздражение лекаря, и тут пришла Зорич. И он окончательно разозлился, а в злости Ясину всегда плохо размышлялось.
К тому же она на сегодня была последней жертвой ненасытей, которая заявилась лечиться. Он бы предпочёл закончить день кем-нибудь другим, не этой женщиной. Видеть её беззащитную израненную шею и старые рубцы на плече, и вдруг открывшуюся грудь… Это было невыносимо, а перебить впечатление оказалось нечем. А ещё он знал, что исцеляющая магия доставляет людям определенное удовольствие, и старался как можно меньше её применять на Стане. Он так и не сумел простить её… за всё. Сейчас Дайчину было за это стыдно и противно.