– Эк, как ей погано-то, бедолаге! – посочувствовал бас. – Ну будет, будет! Сейчас я вас в тепло-то отнесу, а моя хозяйка зельем каким напоит. Она в зельях разбирается, хозяйка-то моя! А ты, Кит, бегом дуй в замок!
– А… а что сказать-то, а, батя? – растерялся мальчишка.
– А как есть, так и кажи. Нашли, значит, благородную на берегу. Пусть пошлют кого забрать. Глядишь, и награда какая перепадет.
– Да точно ли? – засомневался сын. – Не скажут ли, что это мы ее… того?
Мне бы испугаться, но сил на страх не осталось. И о том, что с отца и сына станется еще бросить находку в воду, для верности привязав камень к ногам, я подумала с каким-то жутким равнодушием. Будто и не со мной все это происходило.
Дождь усилился, ледяные струи били в лицо, стекали по продрогшему телу. В ушах шумело, перед плотно закрытыми веками вращались огненные круги, голову раскалывало от боли. Может, оно и к лучшему, если все закончится? Пусть даже так.
– Да не, – немного помедлив, ответил отец. – К чему бы нам? И вона, поглянь, на пальцах кольца-то какие, с камнями! И в ушах серьги! Мы их не снимем, а будь душегубами – точно б содрали, как пить дать!
Аргумент, однако. Не уверена, конечно, что он убедит хозяина замка – впрочем, что мне о нем известно? И о замке, и о хозяине? А ничего.
– Батя, – заговорил мальчишка, понизив голос так, что его едва получалось расслышать через завывания ветра, – а кольца-то и впрямь дорогие. Мож, снимем одно, а? Самое маленькое?
– Да я тебя!.. – вопреки моим ожиданиям рассердился родитель потенциального воришки. – Мы с матерью чему тебя, паршивца, учили! Дуй в замок, кому говорю! А я пока снесу ее в нашу хибару.
К плечу прикоснулась обжигающе-горячая ладонь.
– Ишь, заледенела вся.
– А не померла часом?
– Ты здесь еще?
Вышло грозно, так грозно, что даже я вздрогнула. А потом на меня что-то упало. Нечто тяжелое, но теплое, тут же прикрывшее от дождя.
– Вот так, – проворчал мужчина, поднимая меня на руки. – Вот ты и не замерзнешь. Нам тут близехонько, а моя хозяйка – она кого хошь на ноги поставит. Уж я-то знаю, что говорю. Вот по весне…
Он бормотал себе под нос что-то об опрокинувшейся лодке, о лихорадке, о том, как его жена – «хозяйка» – вылечила болящих какими-то отварами и припарками. Густой добродушный бас звучал колыбелью, и я снова провалилась в забытье. Не то сон, похожий на обморок, не то обморок, похожий на сон.