Откуда в его бреду ягоды, Валерка не знал. Не было в его жизни ягод в последнее время. Не на плацу же он их собирал.
Баня оказалась баней. Простой такой деревенской баней, даже без лампочки. Тетки зажгли пару лучин, небрежно воткнув их в щели лавки у стены. В этом тусклом свете удалось рассмотреть первую бабу. Была та неопрятна, в каком-то замызганном платье, поверх повязан передник с пятнами грязи, волосы убраны под косынку, у лица какие-то колечки болтаются. Непонятно зачем, никакой функциональности они вроде не несли.
– Что встала, раздевайся давай. Попарю тебя, всю хворь надо выпарить окончательно. Шутка ли, почитай, седьмицу пролежала.
Валерка послушно потянул вверх рубище, в которое был облачен, и с недоумением уставился вниз:
– Сиськи, – пробормотал он.
Ткнул одну пальцем. Она послушно колыхнулась. Ухватил пальцем сосок, потянул. Тело отозвалось болью. Оказывается, это ни фига не приятно, как он думал. А Ленка вроде не орала. По крайней мере, когда она орала, он думал, что это от наслаждения.
Сейчас он сам заорал. И от боли, и от удивления.
– Рехнулась, как пить дать, рехнулась, – запричитала баба. – Лерка, не дури, Богом молю. Барыня тебя не будет зазря кормить. Не придуривай. Все замуж выходят, не ты первая, не ты последняя. Глядишь, и выживешь…
– Я – баба… – прошептал Валерка после того, как получил пару затрещин и перестал орать.
Но какая-то часть внутри него орать продолжала:
«Боже, я проклята, во мне демон!»
Голос был девчоночий: высокий и писклявый.
Валерка поморщился, потому что он ввинчивался в и без того больную голову.
– Нет тут никакого демона, – ответил он. – Тут только я и эти бабы.
– Не узнает, болезная, Матрёна я, кормилица твоя. Помнишь?
«Демон, выйди из меня! АААА! Помогите!»
Голос внутри продолжал надрываться. Валерка морщился и наконец ответил:
– Ты кто? Почему ты кричишь? Ты где вообще?
– Не кричу я, – отозвалась баба и повторила еще раз: – Матрёна я, кормилица. Узнала?
Валерка отрицательно помотал головой. А в его голове, наоборот, закивали.
«Матрёна, помоги… Богом молю!»
– Ну, что же ты так орешь-то? – пробормотал парень. – Чем тебе помочь-то? И какой еще Бог?
– Совсем поехала, – запричитали бабы. – Рано начали радоваться, что поправилась. Была странной, молчаливой, а теперь говорлива без меры, да чушь какую-то несет. Может, за священником сбегать?