На радостях ей даже полегчало, так что крытый фургон и его разъяренную хозяйку избранная разглядела во всех подробностях. Что сказать? Увиденное не порадовало. И транспортное средство, и рыжая красотка нуждались в заботе и уходе. Им явно не хватало изысканности и лоска. Первый представлял из себя обшарпанный рыдван на колесах, вторая была хабалкой. Натуральной такой. Незамутненной. Еще и неухоженной.
Впрочем, послушав претензии скандалистки, Алиса Михайловна была склонна во многом с ней согласиться. Не дело это селить чужую, пусть даже старую бабу к любовнице, а Тильда приходилась именно любовницей Клоуну.
– Это только до утра, – чудом вклинившись в монолог хозяйки фургона, пообещала Алиса. – Потом мы уйдем.
– Мы? – обалдела Тильда.
– У лэры при себе котик и собачка, – разъяснил невозмутимый Жан, подсаживая избранную в фургон. – Ты не ори понапрасну, замолчь лучше, – посоветовал он проникновенно. – Ступай вон к его высокоблагородию да повинись за ор и скандал, а то ведь и до отставки недалеко.
Та фыркнула насмешливо, но послушалась – прыгнула с облучка к хмурому словно осенний вечер любовнику. Осознала, видать. Алиса Михайловна вникать не стала. Тильда да и Коул были ей глубоко фиолетовы. Все происходящее по-прежнему казалось сном. Навязчивым, переходящим в кошмар, но всего лишь сном. Да даже будь окружающее безобразие явью, разве можно всерьез воспринимать слова о половинках единого целого и избранности.
Опять же возраст. Она, слава богу, не Пугачева, а Коул не Галкин.
– Вот туточки ложитесь, уважаемая лэра, – между тем ворковал Жан, прекрасно ориентирующийся в душной темноте фургона. – Спите на здоровьичко.
– Спасибо, – выдавила из себя Алиса Михайловна, опускаясь на кучу каких-то тряпок.
– Доброй вам ночи, барынька, – пожелал Жан.
– И тебе не хворать, дружок, – зевнула она, после чего подсунула по бок сумку, обняла звериков, профилактически щипнула себя за руку и уснула. Словно в яму рухнула.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Все когда-нибудь случается в первый раз, даже лекция, которую читает крылатая собака. Маленькая, бородатенькая, но исполненная собственного достоинства, если не сказать, важная. Сев напротив Алисы Михайловны, она многозначительно пошевелила густыми бровями, гавкнула тоненько, а потом заговорила: